Цензура в современных средствах массовой информации. Нужна ли в России цензура

Сразу скажу: я – за цензуру. Вы подумаете, что это парадокс – мол, как журналист может выступать против свободы слова? Но свобода свободе рознь, и цензура цензуре тоже рознь.

«Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя» - так говорил ещё дедушка Ленин. И никто его правоту не оспаривает. Мудрый был человек. Что, впрочем, не мешало ему совершать противоречивые поступки. Иногда трагические – что до сих пор аукаются и, может быть, будут ещё аукаться десятки лет. Но не о том речь.

Человек должен ограничивать себя, вседозволенность недопустима. Если он сам этого не делает, это за него делают государственные или общественные институты. И это – цензура в широком смысле слова.

Стоит сказать, что в определении мотивов поведения человека немалую роль играют произведения искусства, а также средства массовой информации. С помощью этих двух важнейших факторов можно иногда полностью поменять мировоззрение человека, особенно неустоявшееся.

Цензура существует в любом государстве, и это едва ли не главный инструмент сохранения власти вообще. Другое дело, какова степень этих ограничений и чего хотят достигнуть с их помощью.

Завершившаяся на днях в США президентская гонка наглядно показала, как власти этой «колыбели демократии» умеют манипулировать СМИ. По всем признакам, явным и неявным, благодаря массовой информационной кампании, должна была победить Хиллари Клинтон. Самое интересное, что так думали во всём мире, причём не только рядовые граждане, но и главы государств. А потому победа Дональда Трампа стала для многих шоком. И это не потому, что Трамп такой-сякой, - просто слишком не теми были ожидания.

Таким образом, власти США вовсю запустили пропагандистскую машину и пропускали не только внутри страны, но и наружу только ту информацию, которая была угодна нынешней администрации Обамы и всем, кто стоит за этой администрацией.

Невзирая на это давление, Трамп победил с таким убедительным перевесом (более чем в 25 процентов), что никто даже не посмел спорить. А если бы не цензура, то, видимо, Трамп нанёс бы демократам вообще сокрушительное поражение.

Зачем я говорю об этом, спросите вы? Что, своих проблем мало? Да нет, не мало. Просто прежде чем кричать об авторитаризме российской власти и кивать на западную демократию, стоит вспомнить хотя бы эту прошедшую выборную кампанию в США.

Конечно, у нас и ментальность другая, и ценности другие, и запреты. Но хочется сказать вот что. Любое государство, стремящееся сохранить себя как таковое, просто обязано использовать такой способ ограничения инакомыслия, как цензура. Государство ведь всегда является механизмом подавления, аппаратом насилия над гражданами, защиты спокойствия одних от стремления ко вседозволенности и разрушению основ строя другими. Здесь я не имею в виду крайность противостояния властей и рядовых граждан – людей государству приходится чаще всего защищать от других людей.

Не будет исполнения законов – не станет и государства. И слабость нашего государства не в слабости экономики, а в необязательности исполнения законов. Если бы за преступления карали всех, невзирая на личности и должности, и к государству было бы больше уважения, и казна бы ломилась от доходов. А то ломятся только карманы некоторых...

Стоит сказать, что в России цензура была практически всегда, и под её жернов попадали даже такие великие, как Державин, Пушкин, Лермонтов, Некрасов, Маяковский, Булгаков, Ахматова, Цветаева, Пастернак, Бродский и другие.

Но вот ведь парадокс: чем жёстче цензура, тем больше и великих имён, и великих произведений. Мне иногда кажется, что что-то значимое и по-настоящему великое может родиться только из противодействия. А дай человеку свободу – и всё ему скоро прискучит.

Помнится, тоже великий, Виссарион Григорьевич Белинский сказал: «Борьба есть условие жизни, жизнь умирает, когда оканчивается борьба». Не будем говорить о широком и в, общем, универсальном смысле этой фразы – остановимся лишь на противодействии существующим устоям представителей литературы и искусства и журналистики.

На протяжении нескольких веков существования цензуры в России появились сотни выдающихся имён, сотни великих произведений. А после того как цензура чуть не сошла на нет в 90-е годы прошлого века и до сегодняшних дней, - где те и писатели, поэты, художники, композиторы? Конечно, они есть, но уже не имеют былого влияния на сердца и души читателей и зрителей. Разрешённая массовая свобода отняла у нас величие духа.

Несколько дней назад по ТВ был показан сериал «Таинственная страсть» о шестидесятниках. Несомненно, это большое культурное событие, но не потому, что играют известные актёры, и хорошо играют (стоит сказать, что многие нынешние сериалы отличаются достаточно высоким уровнем художественности и игры актёров), - в основном из-за темы и ностальгии по тем годам.

Просто уходит великая эпоха шестидесятников, уходит безвозвратно вместе с её представителями, из которых в живых остался только Евгений Евтушенко, да и тому уже слишком много лет. Скорее сериал – это реквием по ушедшему времени и культуре.

После шестидесятников и крупных авторов, их ровесников, в России уже и не было великой литературы. Можно, конечно, назвать пару-тройку имён – таких, как, например, Людмила Улицкая, Денис Гуцко или Дмитрий Быков, но, к сожалению, их мало теперь кто знает. И всё не потому, что пишут они плохо, - просто читатели и вообще россияне потерялись в этой внезапно хлынувшей свободе. Можно смотреть какие угодно фильмы, слушать какие угодно передачи, читать любые произведения. Общественная жизнь и общественная культура фактически перестали существовать – на смену пришло индивидуализированное сознание. Может, это и хорошо, но многие нормы, в том числе и моральные, размываются. А потому советская цензура была, конечно, благом в этом плане.

Если говорить о цензуре в более привычном для нас смысле, то она существует в лице Роскомнадзора, который уполномочен и штрафовать СМИ, и ограничивать доступ к ним, и лишать лицензии. Так, например, пропаганда экстремизма и терроризма, явная клевета, выпады против основ существующего строя и другие «провинности» наказываются самым жестоким способом – не только закрытием СМИ, но и реальными сроками заключения для журналистов.

Пару недель назад, например, из колонии выпустили известного блогера и журналиста Дона Сергея Резника. Он провёл в заключении несколько лет, и теперь его ещё на несколько лет отлучили от публичной журналистики. Я не следил за конкретным поводом для «посадки» Резника, однако его публичные выпады против многих людей и должностных лиц в Ростовской области, чаще всего представителей власти различных уровней, не то что не имели под собой оснований (это прерогатива суда – устанавливать виновность того или иного человека), но подавались в явно оскорбительной форме. Что для журналиста недопустимо и что фактически сломало ему судьбу.

    Пока ещё сидит Александр Толмачёв – бывший редактор ростовской газеты «Уполномочен заявить». Говорят, за вымогательство. Чего не знаю, того не знаю, говорить не буду. Но какие-то основания у суда были для принятия этого решения! Ну не верится мне, чтобы в наши дни просто так вот раз – и посадили публичного человека!

    Несколько раз попадал под следствие и журналист Дмитрий Ремизов – кажется, сейчас трудится в региональном отделении «Росбалта». Я не берусь судить о реальности причин преследования, поскольку у правоохранителей и у журналиста версии различны.

    Вообще, у большинства журналистов, особенно тех, кто трудится в муниципальных СМИ, конечно, хорошо развита самоцензура. Если, конечно, покопаться, талантливый журналист всегда может найти гадости, о которых может не только написать, но и весьма раздуть их до невероятных размеров. Но зачем? Здесь газетчики не столько опасаются за свою судьбу, сколько исходят из позиций целесообразности: для того чтобы власть была эффективной, её нужно поддерживать, а не расшатывать. И если у власти стоит переживающий за судьбу села, города, района, области, страны человек, журналисты просто обязаны оказать ему всяческую поддержку. Ну, а если проходимец, тут уж журналисты спуску не дадут!

    Итак, должны быть цензура со стороны государства, которое бережёт свои устои от разрушения, и самоцензура. Ведь если дать себе волю, до того можно договориться! Кто-то, кстати, осознаёт вполне пределы дозволенности и иногда весьма искусно балансирует, из-за чего не только добивается своих целей, но и рождает качественный информационный продукт. Другие же идут напролом и зачастую оказываются удалёнными не только от профессии, но и от общества.

    Но есть и ещё один вид цензуры – религиозная. Причём индивидуалистически-религиозная. Это самая страшная цензура, ведь от интерпретации здесь зависит не только осуждение, но и степень наказания.

    Некоторое время назад разгорелся спор по поводу очередного фильма Алексея Учителя «Матильда». Ещё в прокат не вышел сам фильм, его даже режиссёр не смонтировал, но уже на «Матильду» обрушился шквал критики.

    В основу фильма легла история об отношениях Николая II и Матильды Кшесинской. Факт о влюблённости цесаревича Николая в балерину в 1892-1894 годах никем не оспаривается, да и продолжались отношения только до помолвки будущего императора с Алисой Гессенской (будущей царицей Александрой Фёдоровной). Как интерпретировал режиссёр эти отношения, нам особо неизвестно – можно лишь догадываться по трейлеру. Но уже развернулась обширная кампания против самого фильма. До того, что депутат Наталья Поклонская сделала запрос в Генпрокуратуру по поводу проверки ещё не вышедшего на экраны (!) фильма.

    Причина – оскорбление чувств верующих. Первое оскорбление в том, что Николай, причисленный не так давно к лику святых за мученическую смерть, не должен бы показываться в столь неприглядном свете. А вторая причина – в том, что роль российского святого режиссёр отдал немецкому актёру Ларсу Айдингеру, «засветившемуся» недавно в порнографическом фильме.

    В этом плане мудро выступил протодиакон Андрей Кураев, который прокомментировал просьбы некоторых православных активистов запретить фильм «Матильда». По его словам, основная проблема в том, что поиски повода для личной оскорблённости уже сформировали тренд.

    «Вот эта мода – искать повод для своей оскорблённости – уже граничит с психиатрическим помешательством, - сетует протодиакон. – Когда есть установка, мол, а давайте найдём, на что обидеться, то пуля дырочку найдёт. Я себе не представляю, что было бы с апостолами Христа, если бы они с таким настроением ходили по Римской империи. Они бы никогда не выходили из судебных заседаний, да и там успевали бы оскорбиться видом обнажённых статуй».

    Кураев допускает, что кого-то, возможно, и на самом деле оскорбил фильм «Матильда», но даже в этом случае у них есть простой выход: не смотреть эту картину и помолиться.

    «Самое главное, не решать за других людей, что кто-то ещё должен быть оскорблён так же, как и я, - объясняет Андрей Кураев. – И потом это чувство можно вылить в молитву, а не в судебный полицейский иск».

    Вот в этом как раз и кроется основная опасность такого рода цензуры – решать за других людей.

    Недавно я посмотрел довольно талантливый фильм нашего земляка – ростовчанина Кирилла Серебренникова, ныне проживающего в Москве и руководящего бывшим театром им. Н.В.Гоголя, а ныне – Гоголь-центром. Это фильм «Ученик». В мае он был даже удостоен одного из призов Каннского фестиваля.

    Как по мне, так картина сколь талантливая, столь же и русофобская, а также антиправославная. Уж ею-то впору бы и оскорбиться. Просто, видимо, мало её кто смотрел у нас в России. Но дело не в этом. Главное в фильме – образ героя, который показывает опасность религиозного фанатизма.

    Старшеклассник по имени Вениамин оказался опьянен Словом Библии и отверг свою семью, учителей и одноклассников. По сюжету, подросток становится религиозным фанатиком и вступает в конфликт с учительницей биологии в своей школе.

    И толкование Слова Божия приводит подростка к тому, что он уже идёт на убийство, от имени Господа решает, кому жить, а кому умереть – во славу Его.

    Вот это – самый страшный вид цензуры – цензура жизни. И религиозный фанатизм, будь то христианский, исламский, буддистский или иной, сегодня выходит на поверхность и начинает вершить судьбы целых народов.

    Сегодня экстремисты всех крайностей убивают то, чему они сами, по своему убеждению, служат, предавая изначальное призвание религиозных текстов. Они берут на себя ответственность выступать от имени Бога…

    Игорь Северный, «Неделя нашего региона»

    ____________________
    Нашли ошибку или опечатку в тексте выше? Выделите слово или фразу с ошибкой и нажмите Shift + Enter или .

    Большое спасибо за Вашу помощь! Мы исправим это в ближайшее время.

Мы собрали семь цитат из интервью различных российских интеллектуалов (писателей, переводчиков, журналистов и т. д.) о современной цензуре. Исходя из их слов, цензура хоть и существует, но не в виде страшных комитетов из СССР, а в виде странных кондовых ограничений, многочисленных негласных правил и привычке к самоцензуре. А как считаете вы?

О цензуре в детской литературе

В советское время, понятно, цензура была. Доходило до смешного. Я несколько лет работала в «Детгизе», так вот в детской литературе устранялось все: по пы, не говоря уже о жопах или каких-то вещах, имеющих отношение к анатомии, сексуальность - этого не должно было быть напрочь.

Очень многих писателей просто не могли печатать, и даже не потому, что они в своих произведениях что-то антисоветское говорили, а потому, что, не дай Бог, переведём книжку такого благонамеренного и даже коммунистического писателя, подготовим к печати, а он потом вдруг раз - и осудит вторжение Советского Союза в Чехословакию. Цензура была бесконечная.

Потом вся эта цензура рухнула, и слава Богу. А теперь… Колесо нашей политической действительности катится в обратную сторону, лошади понесли уже неостановимо, мы сидим в карете, и то, что на этом пути происходит, происходит не рационально, а как симптомы болезни.

Возвращается всё, и цензура тоже - ханжеская, лицемерная, никому не нужная.

Началось это опять-таки с детских книжек. Любопытно, что первым завоеванием бесцензурной детской литературы были как раз по пы, детям было позволено подтереться и пукнуть. И вот сейчас мы снова возвращаемся к тому, что детям запрещено снимать штаны.

Гонения начались с безобидной книжечки издательства «Самокат», где это несчастное слово «жопа», кажется, было написано на заборе. Это послужило спусковым крючком, появились родительские комитеты, охраняющие детскую нравственность. А дальше начались возрастные ограничения - 18+, 12+, вынуждающие детских издателей выделывать невероятные вензеля.

<...>

Казалось бы, мы договорились, что люди бывают разные - гетеросексуальные, гомосексуальные, и что все мы можем привести десятки примеров любимых писателей, которые были и такие, и такие. Когда рухнул железный занавес, и в переводе, и в литературе открылись какие-то ранее запретные темы.

Но сейчас всё понеслось в обратную сторону. Сначала само упоминание о гомосексуальной любви исключается из детских книжек. Все напустились на детскую серию Людмилы Улицкой о разных семьях, где посмели сказать, что вообще такое бывает на свете. А дальше по нарастающей.

О цензуре во взрослой литературе

Людмила Улицкая

писательница

[Цензура] существует, особенно в аудиовизуальных СМИ, где она жесткая и глупая. Но литература - это нечто другое. Я ни разу не заменила ни одного слова в моих книгах из-за цензуры… До недавнего времени. В последние годы закон, направленный на «очищение» русского языка, запрещает использование мата. Так что в одном из моих последних романов я согласилась заменить слово «шлюха» на «потаскуха».

[Сделать это попросила] мой издатель, с которой я работаю уже двадцать лет, и которую я очень уважаю. Она боялась, что из-за одного этого слова мой роман могут занести в списки запрещенных книг, по крайней мере, для тех, кому не исполнилось 18, и завернут в целлофан, как порно-книги!

В целом, это была мера предосторожности, потому что не существует официального списка запрещенных слов, и в любом случае он неизвестен широкой публике. Ситуация немного похожа на ту, которая была в СССР, когда мы знали, что некоторые книги запрещены, но не знали точно, какие именно.

О цензуре в школе

Дмитрий Быков

писатель, журналист

Современного ребенка от чего-либо ограждать бессмысленно - они все ориентируются в интернете лучше нас с вами.

И опыт показывает, что если учитель чего-то не рекомендует - или, не дай Бог, запрещает, - это вернейший способ привлечь внимание именно к запретному плоду.

Я в этом множество раз убеждался: сколько ни ругай Розанова, ни призывай с крайней осторожностью читать Ницше – через неделю весь класс разговаривает их афоризмами.

О цензуре в журналистике

Владимир Познер

журналист, телеведущий

Профессия [журналиста] уничтожается по согласию многих её представителей, которые вместо того, чтобы сопротивляться, принимают в этом самое активное участие. Ни для кого не секрет, что уровень негласной цензуры сегодня необыкновенно высок и информация тщательно контролируется.

Степень свободы слова напрямую зависит от количества аудитории: чем она больше, тем меньше возможности говорить то, что считаешь нужным. Если она совсем маленькая, то свобода слова существует в полной мере. Только она распространяется на трёх человек, а значит, ей грош цена.

Сегодняшняя цензура намного запутаннее той, что была в советское время, где любой материал проходил через две условные печати - «можно» и «нельзя». Сейчас границы дозволенного и недозволенного размыты.

Изменилась и степень рисков: при Союзе тебя могли посадить и даже расстрелять, сегодня - уволить, хотя для многих работников федеральных каналов это серьезное последствие в силу высоких зарплат.

О цензуре в театре

Константин Райкин

руководитель театра «Сатирикон»

Вот эти группки оскорблённых якобы людей, которые закрывают спектакли, закрывают выставки, нагло очень себя ведут, к которым как-то очень странно власть нейтральна - дистанцируется. Мне кажется, что это безобразные посягательства на свободу творчества, на запрет цензуры.

А запрет цензуры - я не знаю, как кто к этому относится, а я считаю, что это величайшее событие векового значения в нашей жизни, в художественной, духовной жизни нашей страны… Это проклятие и многовековой позор вообще отечественной нашей культуры, нашего искусства - наконец, был запрещен.

Искусство имеет достаточно фильтров из режиссеров, художественных руководителей, критиков, души самого художника. Это носители нравственности. Не надо делать вид, что власть - это единственный носитель нравственности и морали. Это не так.

Вообще, у власти столько соблазнов; вокруг нее столько искушений, что умная власть платит искусству за то, что искусство перед ней держит зеркало и показывает в это зеркало ошибки, просчеты и пороки этой власти.

А не за то платит власть, как говорят нам наши руководители: «А вы тогда и делайте. Мы вам платим деньги, вы и делайте, что надо». А кто знает? Они будут знать, что надо? Кто нам будет говорить? Я сейчас слышу: «Это чуждые нам ценности. Вредно для народа». Это кто решает? Это они будут решать? Они вообще не должны вмешиваться. Они должны помогать искусству, культуре.

Привычка мыслить крайними категориями и давать оценочные суждения – то хорошо, а то плохо – свойственна людям. По отношению к абсолютно каждому явлению в жизни у человека автоматически вырабатывается свое мнение, и оно часто бывает либо положительным, либо отрицательным по отношению к этому явлению. Мнение это строится всегда само-собой на основании N-ого количества информационного сырья, которое влетает в уши и глаза из того или иного источника. Выработка мнения происходит часто без осознания того, обладает ли человек достаточным массивом истинной информации, чтобы из этого массива как из стройматериала строить свое мнение. Наличие привычки давать оценочные суждения мешает под час взглянуть (или постараться взглянуть) на вещи объективно, не предвзято, то есть не принимая во внимание личную эмоциональную составляющую, а как бы со стороны.

Цензуру у нас в обществе принято ругать, мол цензура – это плохо. В своей статье я и не собираюсь заявлять, что это хорошо, но все-таки….постараемся абстрагироваться от негативного контекста восприятия этого явления. Цензура сама по себе не может быть ни хорошей, ни плохой, так как это всего лишь инструмент, который используется властьпридержащими людьми для достижения своих целей, а вот какие это цели – уже вопрос другой. Также, например, не может быть плохим или хорошим топор, который в руках одного превращается в орудие убийства, в руках другого – в инструмент для добычи древесины для обогрева дома. Поносят цензуру обычно те категории граждан, которые причисляют себя к оппозиции и выступают против действующих властей. Однако примерно также поступает бедняк, который ругает богача за то, что у того много денег. Почти наверняка, в том случае, если поменять местами власть и оппозицию и, соответственно, дать ей возможность пользоваться таким инструментом как цензура, она непременно им воспользоваться с целью укрепления своих властных позиций. Ведь оппозиция добилась власти не для того, чтобы ее терять, у оппозиции есть свои цели, которые она преследует и вот теперь та самая цензура, которую вчера ругали, встала на службу новому хозяину, помогая достижению его целей. И нет в этом ничего плохого или постыдного, не стоит открещиваться от цензуры как от падшей женщины, с которой тебя вчера заметили и теперь пытаются поставить это в вину. Те правители, которые заявляют об отсутствии цензуры у себя в стране либо лгут, что не к их чести, либо настолько глупы (что очень маловероятно), что не пользуются этим инструментом.

Цензура в России есть – это бесспорно. Работая в одном из ведущих информационных агентств я столкнулся с практикой, когда редактору звонят из кремлевской администрации и тот под диктовку записывает текст новостного сообщения, которое необходимо распространить, причем эта практикуется не только по отношению к тому информационному агентству, в котором я работал. Принципиальным является вопрос, как используют цензуру и для каких целей. Огульно запрещать распространение всей информации, которая не соотносится с «линией партии», конечно, в нынешних реалиях не в интересах власти. Такая практика может подействовать только в том случае, если народ малобразован, доверчив, если народ тяготеет к какой-либо идее и, потакая и развивая эту идею, цензура под шумок рушит все остальные – альтернативные. Так было в Германии 20-30 годов, когда народом владела идея отмщения за поражение в Первой мировой войне и идея национализма, что-то похожее происходит на Украине. В современном российском обществе такая примитивная схема не сработает, да и цели у власти более порядочные, чем тем, что были у нацистов в Германии. Современная цензура как специеями в меру сдобрена свободой слова и гласностью. Все крупные федеральные и региональные СМИ подцензурны, кто-то более объективен, кто-то менее. В целом, они все придерживаются информационного курса, лояльного властям, но иногда в них проскакивают материалы, которые обличают порочность и неэффективность тех или иных представителей власти: проворовался местный чиновник (иногда даже доходит до уровня мэра или губернатора), жилье ветхое, дороги разбиты, уровень доходов населения упал (что и так ясно, так почему бы об этом не сказать и не получить бонус за правдивость и объективность). Для отвлечения от текущих проблем внимание аудитории переносится на ситуацию за рубежом, мол Америка – мировой полицейский, Европа находится у нее на службе и населена геями и бородатыми женщинами, на Ближнем Востоке вообще война, на Украине – дурдом, а в Москве в преддверии нового года на Манежной площади установили большой деревянный шар в форме елочной игрушки. Благодаря этому народ понемножку выпускает пар и начинает думать, что все на так уж и плохо. Для тех категорий граждан, в которых давление пара побольше, существуют оппозиционные СМИ – системные и внесистемные. Они существуют потому, что власти позволяют им это делать, ведь это в интересах самой власти. Более того, мудрый правитель не воспринимает абсолютно всю критику в штыки, под час и из уст оппонента можно слышать дельные вещи, прислушиваться к ним и реализовывать: грубо говоря, какая разница, откуда до президента дошла информация о том, что тот или иной чиновник проворовался – от контрольного управления, прокуратуры или Навального? Сигнал есть – надо реагировать.

Цензура проявляется в том, что человеку или группе лиц на дают выразить свою точку зрения в том или ином СМИ и, в принципе, иногда это обоснованно. К примеру, я искренне убежден, что наследнику престола царевичу Алексею удалось выжить и теперь его прямой потомок имеет больше прав на власть в России, чем президент и, соответственно, должен занять принадлежащий им по праву пост. Я хочу заявлять об этом везде и агитировать, набирать сторонников, но выступить с этой информацией в эфире первого канала мне не дают. «Цензура», - скажу я. «Псих», - скажут они. Да и на основании чего мне должны давать эфирное время? В России десятки миллионов человек и каждому есть, что сказать всей стране, но чисто физически сделать это невозможно. В принципе, если хочешь доносить позицию – регистрируй СМИ и пиши в нем все, что душе угодно.

В конце, как мне кажется, самый болезненный для восприятия многими вопрос. Доносить до многих людей истинную информацию, отфильтровывая ее цензурой, нет смысла потому, что многие просто не готовы морально или интеллектуально воспринимать истину, трактовать ее в верном ключе для дальнейшего формирования своей точки зрения и верного алгоритма действия. Истина может, как через фильтр пропускаться через систему взглядов человека и его «эмоциональное сито» и далее оседать в сознании не в том виде, в котором она реально существует, в искаженном. Тут истину искажает не экран телевизора, а экран «морально-интеллектуального» восприятия индивидуума. Для наглядности этого явления приведу бытовой пример. Муж не удовлетворяет жену ни в физическом, ни в каком другом смысле, о чем она более или менее явно подавала сигналы на протяжении определенного времени. В один момент жена изменила мужу. Однако будет ли она, минуя цензуру, доносить до него истину, говорить правду? Нет. Почему? Потому, что муж не готов ее воспринять объективно. Его реакцией на правду скорее всего будет приступ гнева, ярости, ревности, польется поток ругани, жена будет унижена и обвинена во всех грехах. Адекватной реакцией на эту «истинную информацию» должен был быть вопрос к жене и в первую очередь к самому себе: «Почему так произошло?» и далее: «Имеет ли смысл что-то сделать и что делать, чтобы этого не повторилось?». ….к правде надо быть готовым, она нужна, чтобы действовать и действовать конструктивно, а не деструктивно.

Социальность цензуры определена тем, что характер общественных отношений и условия взаимодействия различных общественных институтов, социальных слоев, групп и индивидов в обществе в значительной мере зависят от качества и объема информации, циркулирующей в социуме, заинтересованном в укреплении стабильности своего бытия и вырабатывающем для достижения этой цели особые средства. Цензура, непосредственно осуществляющая регулирование информационных потоков, служит одним из важнейших механизмов предохранения общества от энтропии, защиты его политических и моральных устоев. Она способна воспрепятствовать распространению в обществе аномии, не допустить эксцессов экстремизма, шовинизма, расизма, национализма, антисемитизма и иных негативных явлений .

Однако роль цензуры как гаранта заданного вектора социального развития неоднозначна. Наступает время, когда в обществе начинает проявляться необходимость осуществления изменений прежде привычных отношений, что возможно только при условии поступления сильного инновационного импульса. В этом случае цензура может оказаться серьезной преградой на пути к этим изменениям, если она "по-своему" интерпретирует действительную и мнимую новизну. Следовательно, по ее решениям можно судить о мере готовности контролирующей инстанции, подчиненной управленческой элите, к восприятию нового, к корректировке избранного направления движения при данных исторических обстоятельствах.

Цензура является порождением общества, которому нужны сдерживающие начала, инструменты, предотвращающие разрушение его организма. Она представляет собой своеобразный пример действия инстинкта самосохранения в социуме, стремящемся ограничивать девиации своих членов. Производя отбор информации на основе принятых в данном обществе образцов и норм, цензура выносит вердикт о степени ее соответствия социальным рамкам, установленным для живущих в нем людей, и тем самым предопределяет общественное восприятие того или иного факта. Таким образом, она участвует в формировании ценностных ориентации. Но в этом скрыта и серьезная опасность, поскольку давление цензуры может повлечь за собой консервацию отживших свой век социальных институтов .

Действие цензуры осуществляется отчасти публично, отчасти латентно и зависит от состояния общества и его культуры. Будучи искусственной подсистемой, цензура служит укреплению "родительских" систем, но при определенных условиях способна "автономизироваться" от истинных общественных потребностей и перейти в режим "самогенерации", то есть к поиску и уничтожению "врагов", что неизбежно начинает приводить к саморазрушению всего социокультурного организма. Итак, цензура, с одной стороны, способна оберегать культуру, а с другой она может ослаблять ее, преграждая путь культуротворческим токам.

Режим функционирования цензуры имеет прямое отношение к развертыванию двух тенденций: к дифференциации и интеграции в пространстве единого и динамичного поля культуры. Это связано с тем, что в обществе всегда присутствует стремление упорядочить процессы взаимодействия между его различными культурами и субкультурами. Итак, важно учитывать степень зависимости социодинамики культуры от цензуры, так как именно с ней связан определенный порядок функционирования гетерогенной культуры в социуме .

Если формируется "закрытое" общество, то социальность, основанная на позициях превратно понятой общественной пользы, доминирует, и цензура отчуждается от культурной традиции, работает против нее и, в конечном счете, против самого социума. Если же цензура нормально действует в цивилизованном обществе, строго соблюдая установленные правила и нормы, успешно удовлетворяет его потребности в защите фундаментальных человеческих ценностей, то в ней гармонично сочетаются оба начала: социальное и культурное.

Власть как предпосылка, условие возникновения и развития цензуры, обеспечивает выполнение ее главных функций:

1) функции контроля, которая заключается в систематическом отслеживании, оценке, классификации и селекции социальной информации согласно принятым нормам ее производства и обращения;

2) функции регламентирующей, направленной на определение критериев и установление порядка циркуляции информации посредством составления рекомендаций, предписаний, указаний, замечаний, запрещений и проч.;

3) охранительной функции, позволяющей содержать в тайне государственные, военные и другие секреты;

4) репрессивной функции, нацеленной на наказание виновных в нарушении правил цензуры;

5) манипулятивной функции, выражающейся в том, что цензура, регулируя потоки информации, определенным образом воздействует на восприятие фактов и принятие решений;

6) профилактической функции, призванной предупредить конфликтные ситуации;

7) санкционирующей функции, обеспечивающей прохождение в социальное пространство информации двух видов: первозданной, не претерпевшей изменений, и искаженной, адаптированной цензурой;

8) эталонизирующей функции, представляющей собой фиксацию и закрепление в социокультурном континууме определенных образцов (произведений искусства, художественных направлений и стилей, научных теорий и т.д.);

9) функции стимуляции общественного интереса, которая обусловливает повышение и пробуждение внимания к малодоступной информации со стороны непосвященных .

Помимо перечисленных функций цензура выполняет еще и ряд сопутствующих: регулятивную, коммуникативную, трансляционную и др. Их подавляющее большинство (за исключением манипулятивной), если они не переходят в "свое иное", имеет положительную направленность. Но, вопреки своей природе, цензура часто используется различными социальными субъектами во вред обществу и культуре.

Перечислим некоторые обобщенные характеристики цензуры как социального института в наше время:

а) сфера ее деятельности связана прежде всего с социальной информацией;

б) есть специальные цензурные учреждения. Это различные государственные органы (министерства, отделы и т.д.), общественные организации (фонды, объединения, комиссии, комитеты, партийные органы и др.), религиозные учреждения (синод, управления и советы по надзору за литературой богословского содержания и др.) и определенная группа должностных лиц - цензоров, которые выполняют соответствующие функции (в отдельных случаях их обязанности переходят к редакторам, экспертам, консультантам и т.д.);

в) нормы и принципы ее деятельности задаются правовыми актами государства, служебными инструкциями, уставами общественных организаций, принятыми в обществе критериями морали;

г) к материальным средствам, используемым цензурой, относятся специальное оборудование, необходимое для просмотра и хранения фото-, кино - и телематериалов, прослушивания радиопередач и магнитофонных записей, перлюстрации писем и т д. .

По верному замечанию Э. Дюркгейма, не существует института, который бы в определенный момент не вырождался . В случае с цензурой это утверждение справедливо, однако лишь в отдельных случаях.

Аналогом цензуры на обыденном уровне можно считать общественное мнение, в основе которого авторитет и традиции. Табуируя отдельные темы (и даже слова), оно следит за тем, чтобы обсуждение протекало в определенных рамках. Конечно, официальная цензура нередко расходится в своих оценках с общественным мнением (например, в нашем недавнем прошлом это касалось творчества B. C. Высоцкого). Литературно-художественная критика при определенных условиях также способна брать на себя функции цензуры. Вливаясь в ее систему, она начинает выполнять не только миссию контролера, регулятора, создателя эталона, но и "доносчика", указывающего властям на "вредные" произведения .

В традиционных и новейших цензурных институтах отражается разнообразие ее субъектов. Их всех можно рассматривать как субъектов-исполнителей ("цензоров"). Можно выделить также еще один разряд - "заказчиков", то есть субъектов, более или менее активно поддерживающих деятельность "цензоров", но непосредственно в ней не участвующих. Это могут быть как индивиды, так и определенные социальные группы и организации, осознающие потребность в защите собственных интересов и принципов при помощи подобного рода средств. Для этого они привлекают "цензоров" и, как правило, стремятся обосновать свои притязания, подводя под них нормативно-правовые регуляторы. Иногда это делается post factum (достаточно в качестве примера сослаться на эпизод, когда Генеральная прокуратура Российской Федерации предъявила претензии к телекомпании НТВ в связи с программой "Куклы"). Деление субъектов цензуры на "исполнителей" и "заказчиков" по таким критериям оказывается относительным, и порой некоторые "заказчики" одновременно выступают и как "исполнители". Кроме того, многогранность интересов различных субъектов неизбежно приводит к возникновению противоречий между ними. Так, возможны даже ситуации, когда имеет место противоречие между интересами власти и общества и сиюминутными потребностями конкретного учреждения цензуры и его сотрудников .

Конституционные запреты в отношении цензуры должны соблюдаться лишь в отношении возникновения учреждений определенного типа, но не упразднять цензуру в принципе.

Современные технологии вносят значительные коррективы в работу цензуры. Ксерокс, персональные компьютеры и иные технические достижения конца XX века привели к децентрализации системы производства и распространения информации. Как отмечал канадский социолог М. Маклуэн, обычный человек при желании теперь превращался из потребителя в издателя . Новая "экранная" культура поставила перед цензурой вопросы, не имевшие аналогов в прошлом: это и проблема защиты банков данных государственных и негосударственных структур от их незаконного использования, и борьба с "компьютерным пиратством", и многое другое. Поиск ответов на них нелегок, но он жизненно важен для мирового сообщества.

Таким образом, цензура имеет реальные перспективы. Политика решающим образом влияет лишь на ее конкретное использование теми или иными социальными субъектами. Будущее - за гибкой цензурой, действующей в рамках правового государства и дополняемой добровольным участием в ней широких слоев общества.