Филин игорь. О семье и для семьи

Святая гора Афон… Когда попадаешь на Афон, первое, что ощущаешь, это - какую-то звенящую тишину. Не столько даже материальную (звуки-то есть кое-какие), а внутреннюю. Когда соприкасаешься, даже первоначально, поверхностно, с жизнью афонских монахов, то в их неспешных трудах и молитвенных бдениях ощущаешь истинность жизни. То, чем они занимаются, это истинно, правильно. И тогда со всей очевидностью открывается безсмысленность и неистинность жизни в суете. Там действительно ощущаешь себя между Небом и землей. Это уже не земля, хотя еще и не Небо, но уже на полдороге к нему .

Афон называют Садом Пресвятой Богородицы - Вертоградом. И присутствие Матери Божией ощущается там удивительным образом. Чувствуешь, что Пресвятая Богородица, святые находятся рядышком, тебя слышат, тебе внимают, тебе помогают.

Острому ощущению присутствия Божия способствует то, что ты на Афоне - пришелец. Размышляя об этом, я понял: когда мы живем здесь, в миру, вера наша умаляется именно из-за того, что нам нет нужды надеяться на Бога. У нас есть крыша над головой, магазины, горячая вода, отапливаемый дом, больницы. Если что-то выходит из строя, самое большее, что мы делаем, - обращаемся в соответствующие инстанции с жалобами. Большинство из нас живут так. Поэтому и не возникает острой необходимости упования на Бога. А на Афоне ты - пришелец. Кто ты там? Никто. Тебя из милости принимают. Примут или не примут - это не в твоей власти. Тебе могут отказать без всяких видимых причин. Может, накормят, а может нет. Оставят ночевать или нет - неизвестно. Магазинов - нет, врачей - нет, гостиниц - нет. Все это, конечно, способствует тому, что ты начинаешь по-другому молиться. Нога заболела - начинаешь просить: Матерь Божия, помоги. На эту тему вспоминается историю, которая произошла с нами в болгарском монастыре Зограф.

Когда мы подошли к его стенам, то увидели объявление: «Гостиница не принимает». Испуга особенного не ощутили, погода была теплая, присмотрели лавочку у ворот монастыря, решили, что в крайнем случае переночуем здесь. Но все же было грустно. Нам разрешили войти в храм, где мы увидели дивные древние фрески. Помолились и вернулись к монастырским воротам. Что делать? Глянули, стоим перед стеной, где изображены ктиторы, основоположники монастыря. Надо сказать, что с нами путешествовал молодой христианин, и когда он спросил: «Что же делать?», я ответил первое, что пришло в голову: «Ну, видишь, вот хозяева монастыря, давай их спросим, помолимся им. Может, они и вразумят нас, как действовать». - «А как молиться?» - «Своими словами давайте попробуем». И как сумели, мы попросили перед ликами: не оставьте нас, сирых, брошенных. Что вы думаете, буквально сразу к нам подошел послушник, знающий русский язык: «Настоятель благословил вас остаться. Пройдите в трапезную». Наш молодой спутник (это чудо, конечно, было ради него) очень удивился: «Первый раз вижу, чтобы попросил и сразу получил». Но в глубине души не было никаких сомнений в том, что будешь услышан. Нас накормили, оставили в гостинице.

В начале паломничества нам посоветовали подняться на Панагию, поклониться Божией Матери, благословиться у Нее. Она и укажет, куда дальше идти. Но для этого надо подняться на высоту 1,5 тысячи метров над уровнем моря. Добирались мы сутки, ночевали на тропе, подрясник весь был мокрый сверху донизу. Хотя стояла осень, была сильная жара. Мы шли более короткой, но крутой тропой. Без навыка подниматься на гору было очень трудно, да и вещи с собой пришлось нести.

Поэтому, когда мы поднялись к маленькой церковке, к Панагии - Всесвятой Богородице, пропели Акафист Божией Матери, то почувствовали, что мы действительно поклонились, восприняв на себя какой-то труд. Оценив свои силы, поняли, что на вершину Афона подняться уже не сможем.

Спустившись, пошли вдоль южного побережья в сторону Пантелеимонова монастыря, куда и добрались благополучно через несколько дней. Затем от пристани болгарского монастыря Зограф перешли на другой берег полуострова и через Зограф и сербский монастырь Хиландар вышли на побережье к греческому монастырю Есфигмен и пошли по побережью. Правда, до Лавры св. Афанасия у нас не хватило сил дойти, и мы закончили свое путешествие в Ивероне. Из Иверона вернулись в Карею, откуда автобусом приехали в Лавру. Обошли почти все крупные монастыри. Это было ознакомительное путешествие. Поэтому рассказывать о внутренней жизни трудно, благодать воспринимали в основном глазами. Есть замечательная книжка Павле Рака «Приближение к Афону». Это название символично, оно многое объясняет. Нужно много-много ездить, пожить там, чтобы что-то окончательно понять и почувствовать.

Сама земля там святая, она благоухает. К этому благоуханию афонской земли быстро привыкаешь, понимая, что это святыня. Удивительная природа, чем-то напоминающая наш Крым.

Все монастыри очень ухожены, даже Хиландар. Казалось, что за этой обителью стоит какая-то огромная страна, где бьет ключом духовная жизнь, а не бедная разоренная Сербия.

Но более всего поражает любовь, с которой встречаешься везде, а мы обошли всю юго-западную и северо-восточную части Афона. Нас принимали так, словно давно ждали, мы наконец-то пришли и нам хотят угодить. Традиция предполагает угощение: воду, кофе, сласти, могут предложить маленькую рюмку анисовой водки. Если ты остаешься, тебя поселяют в гостинице, приглашают на трапезу. А если видят, что ты ходишь на богослужения и благоговейно относишься к святыням, то во взорах прочитываешь, что тебя принимают не только с любовью, как и любого паломника, но и как православного брата во Христе. Первоначально это удивляло, но к этой любви очень быстро привыкаешь, так что уже начинаешь ждать ее: сейчас придешь, и тебя будут любить, заботиться о тебе. Накормят, напоят, спать уложат, можно будет пойти помолиться с братией. Это радушное отношение, конечно, поражало. Сыграть такую заботливость невозможно, она искренняя и очень смиренная. Хотя в крупных монастырях нелегко, потому что паломников много. И тем, кто несет послушание в архондариках - гостиницах, покоя нет. День и ночь они трудятся.


В Симонопетров монастырь мы пришли накануне праздника Воздвижения Креста Господня. Мы стремились на праздник в эту обитель, нам сказали, что там очень хороший хор. Поют везде по-разному, где-то очень стройное пение, а где-то не обращают на это внимание, поют один-два человека. Когда мы подходили к дверям монастыря, там уже звонили к всенощному бдению. Брат, подвизающийся в архондарике, стал за нами ухаживать. Угощать, предлагать отдохнуть с дороги. Думалось: «Бедный ты, душа, наверное, рвется к молитве в такой большой праздник, а ты должен ухаживать за нами». Но брат не являл никакого недовольства или торопливости. Мы сказали: «Нет, мы отдыхать не собираемся. Вещи бы положить, и пойдем молиться». Нас провели в храм. Прекрасный огромный храм, удивительные древние фрески, множество лампад, святыни. Не знаю, как к мирянам, а к духовенству на Афоне относятся с особым почтением. В центральной части церкви для нас освободили место. Как мы ни отказывались, но подняли старцев и переместили нас на их место. Все бдение прошло на одном дыхании, богослужение - божественное. Афонское церковное пение отличается от того, какое обычно звучит в наших церквах, ближе оно к знаменному распеву, но со своими греческими особенностями. Очень красивое, братия поет в унисон, молясь согласно. То была действительно молитва - неспешная, спокойная, глубокая, проникновенная.

Богослужение имеет свои особенности. Особенно запомнился момент, когда раскачивали паникадило и вращали хорос. Мне рассказывали об этом раньше, но не представлял, как это происходит. Во время полиелея вышли два брата, держа в руках длинные палки с крючьями. Свечи потушили (надо сказать, что электрического освещения в храмах нигде нет, только свечи и лампады). Один брат зацепил центральное паникадило крюком и стал его раскачивать. Поначалу я пришел в недоумение, что это он делает, думаю. А вокруг паникадила находится - хорос - подвижный металлический круг, в котором тоже стоят свечи, таинственно знаменующий звезды на тверди небесной. И когда первый брат раскачал паникадило, то второй начал раскачивать хорос вперед-назад, паникадило в это время вращалось по конусу. Это движение удивительным образом сочеталось со словами: «Хвалите Господа …», которые звучат на полиелее. Вспоминался пасхальный канон, где поется о том, как царь Давид плясал, выражая свою радость, славя Бога. Так и светильники словно хвалили Бога. И душа сразу приняла это.

Приходилось встречать сожаление монахов, когда они узнавали, что мы приехали ненадолго. Особенно очевидно мы ощутили это в Ватопедском монастыре. Когда мы попали туда, началась вечерняя. Монахи встретили нас, сказали, что идет служба, и спросили, на сколько мы остаемся. Мы ответили, что не останемся, пойдем дальше, в Пантократор. «Останьтесь», - звали нас. Мы отказывались. Тогда монахи благословились у игумена, и нам вынесли святыни. Святыни выносят каждый день в конце службы, все прикладываются к ним. Во всех больших монастырях есть частицы Древа Животворящего Креста Господня, мощи святых, частицы Пояса Божией Матери. Приложившись к святыням, мы пошли дальше. На прощание монахи вновь предлагали нам остаться. Уже потом, на следующий день я понял, что это бес нас гнал, конечно, не следовало этого делать. В Пантократор мы все равно не попали. Можно было постучаться, нас бы пустили, но ночи на побережье очень теплые, мы переночевали под открытым небом. К следующему дню стало ясно, что надо было остаться в Ватопеде, этом дивном монастыре.

…Не забыть удивительно светлых и истинно-радостных лиц афонских монахов. Очевидно, что объяснение - в непрерываемой традиции монашеского делания. Мы видели, что монашеский дух радостного общения с Богом сохраняется. Лица все просветленные, и если видишь другого человека, понимаешь, что он недавно на Афоне. Нам встретился лишь один такой брат, новоначальный послушник, еще и не в подряснике, единственный, который держал себя строго.

Все остальные являли любовь, при встрече с которой вспоминалось подвижническое правило: не только не обидеть, но даже не смутить. Именно так относятся к тебе на Афоне. Бывают случаи, когда тебя оберегают от того, чтобы ты не оказался в каком-нибудь неловком положении. Например, положено в определенном месте записываться в книгу прибывающих на Афон, предъявить документы о праве нахождения на Афоне. В начале пути, я, зная это правило, стал показывать свои документы. Брат улыбнулся мне, показав, что в этом нет нужды. Так мне был преподан урок: здесь нет формальных отношений, это не главное. «Я все вижу, мне этого достаточно, а записаться - если хотите».

Удивительная встреча произошла у меня на Афоне. В русском Пантелеимоновом монастыре встретил молодого человека, который ходил в нашу Серафимовскую церковь. Спрашиваю: «Как ты сюда попал?» - «Не знаю… Поехал на Афонское подворье, потом сюда, сложилось как-то». Неисповедимы пути Господни, ни в Лавре он не служил, ни в Патриархии ни с кем не знаком. Привела Матерь Божия, второй год уже подвизается на Афоне.

И везде мы встречались с монашескими трудами. Забота о ближнем проявляется и в благоустроении афонских дорог, которыми пользуются в основном паломники. В пути мы встречали братий, ремонтирующих дорогу.

Удалось почувствовать, не столько увидеть, подвижничество, которое было в древности и о котором прежде доводилось лишь читать в книгах. Мы видели недосягаемые скиты, расположившиеся над пропастью, к которым ведет канат; очевидно, что им пользуются редко. Там живут отшельники.

Русские монахи живут в разных монастырях. Самого известного на Афоне русского монаха зовут Афанасий. Это интересная личность. Он пришел на Афон сам. Сначала по благословению дошел пешком до Иерусалима, потом пришел на Святую гору. Когда закончилось время его пребывания на Афоне, а там с этим строго, за нарушение могут на пять лет запретить въезд на Афон, он не захотел покинуть это святое место и даже прятался в горах от полицейских, которые хотели выдворить его с Афона. Мечтал попасть в Лавру св. Афанасия, приходил к настоятелю, просил взять его. Настоятель отказал. Что делать, только молиться. Стал творить Иисусову молитву и бить поклоны. Молился-молился-молился, долго молился. Настоятель знал об этом и в какой-то момент сказал: зовите его. И сказал ему: «Хорошо, оставайся». Его постригли, уже два года живет в Лавре. Не знаю, сколько здесь правды, сколько вымысла, но такую историю довелось мне услышать на Афоне.

Мы путешествовали втроем, никто из нас не знал ни греческого, ни других иностранных языков. Это безпокоило меня, когда мы собирались в паломничество, и я поделился своими мыслями со своим знакомым, который уже бывал на Святой горе. Он успокоил меня: «Ничего, все управится, найдется обязательно кто-нибудь, кто поможет». И действительно, не было места, где бы нас ни поняли. Встречался или соотечественник, или монах, изучающий русский язык, все устраивалось. Может быть, не удалось затронуть в разговоре серьезных тем, но в простых вопросах взаимопонимание находилось.

Еще не истекли две недели пребывания на Афоне, как уже захотелось приехать на Святую гору вновь. Уезжать не хотелось. Святая земля Афона, ты с нами навсегда…

Протоиерей Игорь Филин , настоятель храма прп. Серафима Саровского в пос. Песочный Ленобласти

Подготовила Марина Михайлова

(Продолжение следует)

ВЕЛИКИЙ ПОСТ

САМОЕ МЕДЛЕННОЕ ВРЕМЯ В ГОДУ

О духовных состояниях во время поста беседа нашего корреспондента
со священником Игорем (Филином)

Корреспондент:Время подготовки к посту – неделя о Страшном суде, когда мы вспоминаем об участи, которой не миновать никому. И одновременно, по народным традициям, совершаются гулянья масленицы. Как это совмещается с точки зрения православного священника?

Отец Игорь Филин: Если заглянуть в историю, то масленица – языческий праздник, который как раз совпадает с началом весны. Поэтому все гулянья, которые происходят на масленицу, – это возвращение к язычеству. Неделя, которую называют масленицей, – это неделя мясопустная, то есть это уже наполовину пост, когда православный христианин должен отказаться от вкушения мяса. Человек готовится начать пост, а в церкви в это время поется: «Покаяния двери отверзи». Обличения языческих праздников, в том числе и масленицы, можно найти и у Тихона Задонского, и у Митрофана Воронежского, и у батюшки Иоанна Кронштадтского – в его последние годы жизни. Поэтому так называемая масленица с гуляньями, пьянством и чревоугодием не имеет никакого отношения к церковному устроению.

Но, как обычно, Церковь всегда старается не отменить какой-то народный праздник, а освятить его. В этом случае Церковь также пытается освятить дни мясопустной седмицы, масленицы – с тем, чтобы перенести внимание человека с языческого понимания этих дней на православно-христианское. Церковь вносит свои символы в те привычные для народа ритуальные действия, которые были свойственны языческому миру. Вот, скажем, традиция вкушения блинов – Церковью это не возбраняется. О чем здесь говорится? Что блин представляет из себя круг, который напоминает нам о вечной жизни.

Корр.:Сколько у вас было Великих постов? Сможете ли вы вспомнить свой первый пост?

О.Игорь: Попробую посчитать... Если я крестился в 1986 году, то получается четырнадцать Великих постов. Хотя я и крестился и уверовал в Бога, но, к сожалению, мои представления о Христе и Церкви оставались поначалу весьма расплывчатыми. Только через год или полтора мне в руки, наконец, попало Евангелие. Но я помню, что, по крайней мере, в первый пост животную пищу я не употреблял. И знал, что мясо, рыбу, молоко не вкушают, – это я старался выполнять по мере сил.

Корр.:Тяжело было вам переходить на постную пищу? Дело в том, что, разговаривая с людьми, часто слышишь: как же без мяса, у меня же работа и т.п.

О.Игорь: Лично мне это было сделать нетрудно. Я крестился, очень крепко уверовав. Господь посетил меня таким образом, что ни о чем другом я уже не мог думать. Но вообще степень поста может быть разной. Такой великий постник, как преп. Нил Сорский, в своем уставе скитской жизни как раз об этом и говорит. «Степень и строгость поста не может быть для всех одинакова. Она определяется возрастом, духовным состоянием, физическим здоровьем, тем послушанием, которое исполняет человек – его работа, обязанности».

Бывает так, что человек заранее капитулирует перед постом и говорит себе: без скоромной пищи я обойтись не смогу. И когда он себя уговорил таким образом, то в дальнейшем лишь ищет повод, чтобы разрешить себе эту пищу. Я всегда говорю прихожанам, что есть две крайности: пост не по разуму, который приводит к истощению, а иногда даже к болезни; и пост расслабленный, когда человек не постится, а пытается поддерживать какую-то диету. Надо стараться подходить к себе построже. Поэтому первая неделя поста в этом отношении очень благодатная. Устав предполагает невкушение пищи, по крайней мере, до среды.

Корр.: В вашей общине это поддерживается?

О.Игорь: Люди, живущие у нас при храме, придерживаются этого правила. Мы стараемся жить по тому уставу, который имеет Церковь. До среды не вкушаем пиши, конечно, кроме больных. Воду пьем. Тем, кому очень трудно – например, топить, таскать уголь, – предлагаются вечером сухари с водой. В среду мы на преждеосвященной литургии причащаемся. Кто-то по моему благословению не вкушает и до пятницы.

Корр.: Пост – это условие спасения?

О.Игорь: Ограничение в пище не является самоцелью. Господь нигде не говорил, что если будешь поститься, то унаследуешь Царство Небесное. Хотя Сам Господь, прежде чем выйти на проповедь, постился. Постились и апостолы. Иисус Христос говорил, что духи нечистые, а стало быть и грехи, связанные с ними, исцеляются постом и молитвой. Ограничение себя в пище – это не есть цель, это есть инструмент. Цель – преодоление своих страстей.

Здесь можно нарисовать примерно такую схему. Всякая борьба со страстями требует духовных сил, она требует воли человеческой, чтобы не разрешать себе грешить. Воля же тренируется там, где человек себе в чем-то отказывает, ограничивает себя в необходимом и привычном. Поэтому пощение телесное, ограничение себя в скоромной пище – это самое простое, что можно придумать.

Но бороться с блудными помыслами или осуждением значительно сложнее, чем просто не вкушать мясо. В последнем случае взял мясо, отложил в сторону и терпи. Но ограничивая себя в приеме скоромной пищи, не чревоугодничая, не услаждая вкус, человек постепенно воспитывает волю, обретает духовные силы, которые дальше можно использовать в борьбе со страстями.

Корр.:Есть ли какие-либо внутренние ориентиры, что пост прошел с пользой для души?

О.Игорь: Если удалось приобрести такие силы, что ты стал более терпимым, стал меньше осуждать ближнего, раскрыл для него свое сердце, готов помочь ему, меньше раздражаешься, то это можно признать положительным результатом поста. Хорошо попостился, когда у тебя на душе благодать Божия.

Надо еще сказать, что когда человек много постится, то его физические силы умаляются, и многие люди говорят, что именно это и создает в душе человека благостное состояние и ослабляет страсти. Мне как-то рассказали случай в монастыре. Однажды новоначальный послушник на братской трапезе в обед очень крепко налегал на творог. Рядом сидел старый, более опытный монах и печально смотрел на то, с каким удовольствием и в каком количестве юноша поглощает творог. Потом вздохнул и сказал: «Милый, что ж ты ночью-то делать будешь?»

Очевидно, что такое количество скоромной пищи дает много энергии и сил, а куда она пойдет?.. Человеку тогда легко сорваться. Старый монах прекрасно знал об этом. Кроме блудного греха, можно впасть в другие страсти: гнева, осуждения, гордыни. Когда же плоть ослаблена, то со всем этим бороться легче.

Степень поста должна быть такой, чтобы ты, удерживая себя от разнообразных яств и ограничивая себя не только в скоромной пище, но и в ее количестве, при этом оставлял силы для выполнения своего послушания – работы, молитвы, – при этом мог и здраво мыслить.

Корр.:Близится Вербное воскресенье. Люди идут в храм освящать вербы, радуются. Но мы, в отличие от свидетелей земной жизни Христа, знаем, что впереди – предательство и распятие Господа. Поэтому для меня этот праздник имеет оттенок печали и грусти...

О.Игорь: Церковные праздники – это сопереживание событиям, произошедшим много веков назад, и тем и отличаются от мирского праздника. Поэтому, если глубоко погрузиться в переживание празднуемого события, то не будешь думать о Голгофе. Наше православное богослужение очень способствует этому. Все молитвословия, которые читаются и поются, сама атмосфера праздника позволяют нам пережить событие встречи Господа при входе в Иерусалим во всей полноте.

С другой стороны, конечно, по нашему несовершенству мы не можем молиться нерассеянно. Иначе мы бы окунулись в этот праздник, радовались встрече со Христом и ни о чем другом не думали. Поэтому где-то подспудно присутствует мысль, что впереди Страстная седмица. Да и богослужение этого воскресного дня заканчивается таким отпустом: «Грядый Господь на вольную страсть нашего ради спасения». Лазарева суббота, Вербное воскресенье – эти события следуют одно за другим, и они должны напитать нас верой в грядущее Воскресение. И тогда, во время скорбно переживаемой Страстной седмицы, светлая надежда на Воскресение не исчезает.

Корр.:Вы сказали о нехватке сосредоточенной молитвы. Но бывает и так, что человек, ощутив благодать Божию, берет на себя большое молитвенное правило. И... срывается. Как здесь определить золотую середину?

О.Игорь: Это очень индивидуально, и давать общие рекомендации сложно. Всегда нужно обращаться к святоотеческому опыту. Святые отцы имели ум просвещенный и душу бесстрастную. Они могли дать полезный совет для всех.

Корр.: Но ведь можно иметь много знаний, а до сердца они не доходят. И святые отцы, случалось, давали советы прямо противоположные. Трудно определить, какой совет относится именно к тебе.

О.Игорь: Да, бывало и такое, что разным людям давались внешне прямо противоположные, казалось бы, советы. Например, Пимен Великий, когда к нему обратился один монах с вопросом, что поделать с помыслом – отсекать или бороться с ним, – получил такой совет: «Отсекай и не пускай в сердце». Пришел другой монах и задал ему тот же вопрос. Ответ получил следующий: «Пускай в сердце и борись». Когда первый монах узнал, что второму был дан противоположный совет, то пришел к старцу за объяснением. Пимен ответил так, что выполнить второй совет молодому монаху невозможно, потому что он еще не обладает такой силой духа. Второй же монах имел для этого достаточно сил и такой борьбой мог стяжать более высокий венец у Господа.

Для подавляющего большинства людей такой духовный подвиг, такая борьба не по силам. Поэтому надо следовать тому совету, который получил первый инок. Новоначальным же посоветовать можно следующее: постараться понять, что такое Церковь. А начать с того, что признать: я ничего не знаю про Церковь.

Мы приходим в храм, начинаем посещать службы, молимся, читаем Евангелие, исповедуемся, причащаемся – все очень хорошо. Но, что такое Церковь, понимаем плохо. Все свое тащим в Церковь. А Церковь – это же Невеста Христова, Тело Христа, и поэтому Церковь надо любить. Мы же частенько сразу же начинаем обличать грехи действительные или мнимые священноначалия или других членов Церкви и переносить их вину на саму Церковь, говоря при этом, что Церковь грешная, продажная, безблагодатная. Так может говорить человек, который не любит Церковь.

За Церковь можно распяться, как за любимого человека можно умереть. Понятно, что любимый не идеален, но любовь покрывает его несовершенства. Когда мы научимся любить Церковь, тогда по любви откроется все таинственное, что в ней совершается.

Вот пример с языком богослужебных тестов. Некоторые говорят: «Церковнославянский устарел, это мертвый язык, и мы его изучать не будем». (Этим грешит, например, Московский библейско-богословский институт Андрея Первозванного. У них в программе обучения на этом основании церковно-славянского языка нет). Эти люди отрекаются от того сокровища, которое несет в себе Церковь. Но можно ли сравнить современного человека, прикованного к телевизору, с древним подвижником, который непрестанно молился? Поэтому какие тексты может написать современный человек? Соответствующие своему внутреннему устроению. Наиболее яркий результат в этом плане мы видим у заезжих проповедников, когда они рассказывают о Христе, точно рекламируют стиральный порошок или жевательную резинку.

Язык, церковное искусство, догматическое вероучение, обрядовая сторона – все в Церкви насыщено Святым Духом. И если подойти с таким чувством, то обязательно, кем бы ты ни был, ты найдешь там самое близкое, необходимое для себя.

Усилия наши ограничены, но, пытаясь жить церковной жизнью, пускай даже не совсем так, как предписывает Устав, человек получает благодать, Господь спасает его.

Корр.: То есть можно не знать каких-то догматов, но, соблюдая установления Церкви, жить в Боге?

О.Игорь: ?ристос пришел для умных и для глупых, ученых и неученых, младенцев и стариков – для всех. В России в старину простые люди особенно не богословствовали. Но они жили свято. Если человека того времени спросить про догматы Церкви, то он бы их и не объяснил. Но он свято верил, что Бог един и есть Троица. Как он это чувствовал, мы об этом можем только догадываться. Первые христиане, апостолы просто общались с Богом, это было для них как данность, а все богословие появилось потом, когда человек стал отступать от Бога.

Корр.:Да, когда беседуешь со старыми людьми, воспитанными в вере с детства, чувствуется какая-то цельность, в современном человеке этого нет. Насколько возможно это сейчас восстановить?

О.Игорь: Люди старшего поколения имеют или имели цель в жизни. И эта цель была достаточна глубока. Рождение и воспитание детей – это очень высокая цель. Сегодня детей рожают зачастую для развлечения, по необходимости. Сознательное и ответственное желание родить ребенка и воспитать его встречается крайне редко. Некоторые мамы говорят: «Хочу себе ребеночка родить». Ребенок становится игрушкой. С такой установкой в дальнейшем страдают и мать, и ребенок. Семья такому человеку нужна для удовольствия, дети – тоже для удовольствия. Все его желания направлены на удовлетворение своих потребностей – это эгоизм.

Современный человек все больше переориентируется на самого себя. Тогда как человек прошлых поколений был более направлен на общество, пусть и воспитывался он в обществе социалистическом. Я помню, как нас учили в школе, что общественное выше личного. Если мы вспомним происхождение социализма, то сможем увидеть, что социализм – это христианство, но без Христа. Бога подменили на человека. И все-таки люди, воспитанные верующими родителями, несли в себе, пускай замутненный, нравственный дух православия. Ведь воспитание происходит не словами, а примером. Как ведут себя родители, так чаще всего ведут себя и дети.

Сегодняшний образ жизни препятствует цельности, нас постоянно погружают в суету.

Бог постоянен, в нем ничего не меняется. Символ постоянства Божества – это престол в церкви, который никогда не сдвигается. Человеческое же существо переменчиво. Если наши предки делали мебель не на одно поколение, на кровати спал и дед, и прадед, а подвенечные платья передавались из поколения в поколение, то сегодня человеку постоянно предлагается что-то новенькое: попробуй то-то, купи это и т.п. Изменения происходят каждый день. И человек погружается в эту суету и гонку постоянных новостей, желаний. Ему уже не собраться и не остановиться. Он несется, несется, несется, а спешка эта дьявольская.

Это поспешение можно представить таким образом: человек идет спокойно по улице, и даже если его толкнут, то он быстро вернется к своему пути. Но если человек бежит и его слегка подтолкнуть, он может вылететь на проезжую часть и попасть под автомобиль. Поэтому сатана и загоняет нас в эту гонку, чтобы потом нас чуть-чуть подтолкнуть и направить в сторону нашей погибели. Чтобы мы не успели одуматься, не успели сообразить – раз, и ты уже пропал. И пост – как раз такое время, чтобы остановиться. Воздержание от пищи. Даже богослужения в пост совершаются более медленно, более спокойно. Мелодии постовых песнопений более лиричные, частые поклоны. Во все это суета уже плохо вписывается.

Человек во время поста должен стараться реже смотреть телевизор, а лучше вообще не смотреть. Раньше на время Великого поста закрывали театры, об этом издавался императорский указ. Не ходили в гости, старались как можно больше молиться, чаще посещать храм. Читали Псалтырь, Евангелие, что и современному православному человеку необходимо делать. В этом плане, я думаю, нам есть в чем подражать и поучиться у наших предков, которые, в отличие от нас, жили более благочестивой жизнью.

Записал И.ВЯЗОВСКИЙ


Сегодня часто происходит так, что в Церковь приходит только один член семьи, а его родные не только сами не желают воцерковляться, но и восстают на него за излишнее усердие. Как в таком случае христианину сохранить мир в семье, не поступаясь верностью Богу и Церкви? Ответить на этот вопрос мы попросили священника Игоря Филина :

Господь сказал: Я - меч разделяющий и враги человеку домашние его. Поэтому христианин должен быть готов к тому, что неверующая семья на него восстанет. Другое дело, он должен сделать все, чтобы этого не произошло. И тут от человека требуется особая мудрость. Например, жалуется женщина, что муж не разрешает ей ходить в церковь. Оказывается, четыре дня в неделю она целиком проводит в храме. Семья брошена, обеда нет, дома не убрано. Надо сказать, что муж имеет полное право возмущаться.

Другой пример. Просят меня безплатно покрестить ребенка из православной семьи. Если люди бедствуют, Таинство нужно совершать безплатно. Начинаю входить в их обстоятельства и выясняется, что денег в семье нет потому, что папа не работает. Вместо этого он все молится, по святым местам ездит. И я говорю: «Вот когда папа приступит к своим прямым обязанностям, начнет работать, тогда и будем крестить. А так пускай он ходит и кается, что у него ребенок некрещеный». Ведь семейные обязанности - к мужу, жене, детям, родителей - они нам также даны Богом. И, если, придя к вере, человек считает, что теперь он может все оставить, всем пренебречь, и только служить Богу, то пусть спросит себя: а готов ли он все оставить и оказаться на улице - голым, нищим, одиноким? Если да, готов отдать Господу всего себя, без остатка, и при этом психически здоров - то тогда, быть может, Господь и примет его жертву, как принимает жертву святых, юродивых, а попечение о его семье возьмет на Себя. Но, конечно, если человек оставит семью, то ему придется понести скорби много большие, чем он нес бы в семье на протяжении жизни. В другом случае его поведение незаконно. Апостол сказал: Где тебя вера застала, там и стой.

Поэтому иногда «излишнее усердие» в духовной жизни - это просто очередная попытка эгоистичной, леностной души уклониться от исполнения своих прямых обязанностей - но теперь уже под религиозным предлогом.

Нередко поношения со стороны ближних усугубляются неразумным поведением самого новообращенного, потому что он все доводит до абсурда. Вместо того, чтобы посещать храм регулярно, он с утра до ночи чуть ли не каждый день в церкви простаивает, вместо поста перестает есть, начинает небрежно относиться к домашним, к работе. И это вызывает справедливое возмущение ближних. Как сказал один отец: «У меня была нормальная дочь, а теперь она стала психически ненормальной, религиозной фанатичкой». Слава Богу, эти слова я услышал не от самого папы, а от его дочери, уже осознавшей, что она, действительно, вела себя неразумно.

Если же новообращенный старается проявлять мудрость, и в семье царит некоторое согласие, то его стремление воцерковить своих сродников не останется тщетным. Только надо быть очень терпеливым, бережно подходить к другой душе, понимая, что, быть может, воцерковление это произойдет через несколько лет, а, может, накануне твоей смерти или даже после нее - как Господь управит.

Что тут можно посоветовать? Нужно постараться начать со сродниками молиться. Найти такой образ молитвы - небольшой и понятный, который был бы приемлем для всех домочадцев. А затем уже, по потребности, можно продолжить одному свое молитвословие. Нужно начать читать домашним Священное Писание с православным толкованием. И, конечно, перестраивать свои семейные отношения в духе любви.

Чтобы вразумить свою семью, христианин должен сам являться для нее живым примером благочестия, трудолюбия, самоотречения. Мне известен случай, когда неверующая жена по прошествии двух лет воцерковленной жизни своего мужа сказала: «Да, мне верующий муж нравится больше, чем неверующий». Когда домочадцы видят, что человек меняется, становится терпимее, добрее, начинает брать на себя больше трудов по семейному устроению, то постепенно начинает меняться и их отношение к Церкви.