«Мы теперь будем всегда вместе, - говорил ему во сне оборванный философ-бродяга, неизвестно каким образом вставший на дороге всадника с золотым копьем. - Раз один - то, значит, тут же и другой! Помянут меня, - сейчас же помянут и тебя!»

Все верно, благодаря Иисусу, римский прокуратор Понтий Пилат навеки вошёл в историю.

Евангелия рисуют римского властителя, павшего жертвой обстоятельств, вынужденного под напором первосвященников и толпы отправить иудейского проповедника Иешуа гаНоцри на мучительную смерть. Авторы Нового Завета, (кроме явно антиримской книги Откровение, написанной в пылу праведного гнева, после страшных гонений на Церковь), как и знаменитый еврейский историк Иосиф Флавий, старались избегать острых углов, дабы выжить в жесточайшем мире, где любая критика римской власти расценивалась как призыв к неповиновению и наказывалась смертной казнью. Христианские редакторы Евангелия от Матфея полностью снимают вину с Пилата за казнь Иисуса:

«Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы. И, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27:24-25).

Осуждать весь иудейский народ в смерти Иешуа — глупо. Более 99.9% евреев, живших в то время, не присутствовали на злополучной иерусалимской площади, вмещавшей несколько сотен человек. А дети тех, кто кричал: «распни» уж тем более не виноваты, так как каждый отвечает за свои грехи (Иез. гл. 18).

Однако стоит напомнить, что Иероним Стридонский, автор IV века, говорит о переводе Евангелия от Матфея с еврейского на греческий, и вероятно, именно в процессе перевода, возникли столь откровенные антиеврейские пассажи, очень характерные именно для второй половины второго века. Оригинал же, чтобы не была выявлена ложь - уничтожили.

«В Евангелии, которым пользуются эбиониты и назареи, и которое мы недавно перевели с еврейского на греческий, и которое многими почитается подлинным (евангелием) Матфея, человек с высохшей рукой назван каменщиком, который обратился с мольбой о помощи такими словами): Я был каменщиком и зарабатывал на жизнь своими руками, я прошу Тебя, Иисусе, возврати мне здоровье, чтобы я не просил с позором милостыни» (Иероним. Com. in Natth. 12.13).

Пятый прокуратор Иудеи и Самарии — Понтий Пилат, согласно сообщению Иосифа Флавия, решил «начать с демонстрации своего презрения к еврейским законам». Он приказал внести штандарты с изображением кесаря в Иерусалим. На дело пошёл как «тать ночью», не желая излишнего возмущения жителей города. Как ни странно, иудейские старейшины проявили изрядное благоразумие и удержали народ от насильственных действий. Иудеи попытались объяснить прокуратору, умоляя его отказаться от нарушения status quo, положение которого осуждало на смерть даже римского гражданина нарушившего святость Храма, зашедшего на священную территорию (250 × 250 м) — предать смерти. В 1870 г. и в 1936 г. в Иерусалиме были обнаружены две таблички на греческом и латинском языках с предупреждением: неевреям под страхом смерти запрещено подниматься на Храмовую гору.

Итак, народ пришел в кесарийскую резиденцию прокуратора и разместился на стадионе, который неплохо сохранился до наших дней.



Иудеи, почти за две тысячи лет до знаменитого Ганди оказали оккупантам пассивное сопротивление: на угрозу предать их смерти, они «обнажили шеи и ответили, что скорее умрут, чем допустят поругания своих святых и мудрых законов». Прокуратор не отдал приказ рубить головы демонстрантам. Флавий пишет, что «Пилат не мог не восхититься верностью евреев своему закону и приказал вернуть штандарты в Кейсарию». Трудно поверить сообщению историка по поводу восторга Пилата перед кротостью евреев и готовностью уступить толпе, сорвавшей его план. Но факт остается фактом - Пилат распорядился убрать из святого города римские штандарты. Может он получил совет не обострять отношений с туземцами, так как Иерусалим находился на гране восстания.

Пилат еще раз повторил попытку навязать иудеям чуждые правила. Филон Александрийский рассказывает о письме Агриппы к императору Гаю по прозвищу Калигула. Пилат повесил в Иерусалиме на дворце Ирода «золотые щиты с надписями», оскорбившие евреев. Делегация во главе с четырьмя принцами из семьи Ирода просят не доводить иудев до мятежа. Они требуют у Пилата предъявить полномочия для его действий и угрожают апеллировать к императору, которого многозначительно называют своим господином. Эта угроза обеспокоила Пилата, опасавшегося, что о его злодеяниях станет известно Тиберию.

«Одним из людей Тиберия был Пилат, ставший наместником Иудеи, и вот, не столько ради чести Тиберия, сколько ради огорчения народа, он посвятил во дворец Ирода в Иерусалиме позолоченные щиты; не было на них никаких изображений, ни чего-либо другого кощунственного, за исключением краткой, надписи: мол, посвятил такой-то в честь такого-то. Когда народ все понял — а дело было нешуточное, то, выставив вперед четырех сыновей царя, не уступающих царю ни достоинством, ни участью, и прочих его отпрысков, а также просто властительных особ, стал просить исправить дело со щитами и не касаться древних обычаев, которые веками хранились и были неприкосновенны и для царей, и для самодержцев. Тот стал упорствовать, ибо был от природы жесток, самоуверен и неумолим; тогда поднялся крик: «Не поднимай мятеж, не затевай войну, не погуби мира! Бесчестить древние законы — не значит воздавать почести самодержцу! Да не будет Тиберий предлогом для нападок на целый народ, не хочет он разрушить ни один из наших законов. А если хочет — так скажи об этом прямо приказом, письмом или как-то иначе, чтобы мы более не докучали тебе, избрали бы послов и сами спросили владыку». Последнее особенно смутило Пилата, он испугался, как бы евреи в самом деле не отправили посольство и не обнаружили других сторон его правленья, поведав о взятках, оскорбленьях, лихоимстве, бесчинствах, злобе, беспрерывных казнях без суда, ужасной и бессмысленной жестокости. И этот человек, чье раздраженье усугубило природную гневливость, оказался в затруднении: снять уже посвященное он не отваживался; к тому же он не хотел сделать хоть что-нибудь на радость подданным; но вместе с тем ему были отлично известны последовательность и постоянство Тиберия в этих делах. Собравшиеся поняли, что Пилат сожалеет о содеянном, но показать не хочет, и направили Тиберию самое слезное письмо. Тот, прочитав, как только не называл Пилата, как только не грозил ему! Степень его гнева, разжечь который, впрочем, было непросто, описывать не буду — события скажут сами за себя: Тиберий тотчас, не дожидаясь утра, пишет Пилату ответ, где на все корки бранит и порицает за дерзкое нововведенье, и велит безотлагательно убрать щиты и отправить их в Цезарею, ту, что стоит на побережье и названа в честь твоего деда, а там посвятить в храм Августа, что и было сделано. Тем самым ни честь самодержца не была поколеблена, ни его обычное отношение к городу» (Книга I: «О посольстве к Гаю» 38).

Теперь о суде над Иисусом. Проповедник был арестован, скорее всего, не римскими легионерами, а храмовой стражей, допрошен в доме Ханана (Анны). Этот первосвященник заслужил среди евреев дурную славу:

«Проклятье на дом Боэфа; проклятье на их копья! Проклятье на дом Ханана (Анны); проклятье на его ехидное шипение! Проклятье на дом Канферы, проклятье на их красивые перья! Проклятье на дом Исмаила бен (сына) Фаби, проклятье на кулаки их! Ибо они — первосвященники, и сыновья их в сокровищнице (заведуют деньгами). И зятья их среди правящих, И слуги их побивают людей кольями» (Аггадическое сказание).

Во время допроса в доме первосвященника, судя по Евангелиям, Иисуса попытались обвинить в осквернении Храма, однако доказать вину не удалось, поэтому проповедник был передан на суд римского префекта, ибо многие слышали, что Иисуса называли: «Царь Иудейский», что являлось преступлением перед Римом. Согласно сообщениям древних иудейских историков, Понтий Пилат был жестоким, упрямым человеком, не брезговавшим взятками, казнивший несчастных без суда и следствия.

Как бы он поступил с человеком, которого лояльные Риму иудейские первосвященники обвинили в непризнании полномочий Кесаря? Мог казнить, а мог если вина не доказана — отпустить? Нечто подобное произошло спустя тридцать лет с другим проповедником. Некий человек по имени Иешуа (интересное совпадение, имя Иисуса звучало именно Иешуа) возвещал, что Бог разрушит Иерусалим и Храм. Еврейские власти арестовали возмутителя спокойствия, и передали римскому прокуратору, который бичевав Иешуа отпустил, посчитав проповедника за юродивого:

«Еще знаменательнее следующий факт. Некто Иешуа, сын Анана, простой человек из деревни, за четыре года до войны, когда в городе царили глубокий мир и полное благоденствие, прибыл туда к тому празднику, когда по обычаю все иудеи строят для чествования Бога кущи, и близ храма вдруг начал провозглашать: «Голос с востока, голос с запада, голос с четырех ветров, голос, вопиющий над Иерусалимом и храмом, голос, вопиющий над женихами и невестами, голос, вопиющий над всем народом!» Денно и нощно он восклицал то же самое, бегая по всем улицам города. Некоторые знатные граждане в досаде на этот зловещий клич схватили его и наказали ударами очень жестоко. Но не говоря ничего в свое оправдание, ни в особенности против своих истязателей, он все продолжал повторять свои прежние слова. Представители народа думали как это было и в действительности, что этим человеком руководит какая-то высшая сила, и привели его к римскому прокуратору, но и там, будучи истерзан плетьми до костей, он не проронил ни просьбы о пощаде, ни слезы, а самым жалобным голосом твердил только после каждого удара: «О горе тебе, Иерусалим!» Когда Альбин так назывался прокуратор допрашивал его: «Кто он такой, откуда и почему он так вопиет», он и на это не давал никакого ответа и продолжал по прежнему накликать горе на город. Альбин, полагая, что этот человек одержим особой манией, отпустил его» (Иуд. Война кн. 6. Гл. 5:3).

Марк и Матфей сообщают, что Пилат тоже бичевал Иисуса: «Иисуса, бив, предал на распятие» (Мк. 15:15; Мф. 27:26). И кстати, Иисус из Назарета - маленькой деревни, говорил о разрушении Храма и предрекал горе Иерусалиму (Мф. 23:2; Мф. 24:2)

Допустим, Пилат симпатизировал Иисусу, тогда зачем отдал приказ избить его до полусмерти и предать лютой, мучительной казни?

Может, евангелисты всё-таки правы, и Пилат посчитал преступление Иисуса не заслуживающим мучительной смерти? Хватит с него и наказания римской плетью многохвосткой с вплетёнными в неё утяжелителями, терзающей плоть до костей? А после экзекуции (если выживет) намеревался освободить Иисуса, но вняв требованиям толпы неудовлетворённой недостаточным наказанием - отдал приказ казнить проповедника.«И Пилат решил быть по прошению их» (Лк. 23:24).

Иоанн подробно рассказывает о суде над Иисусом. Евангелист сообщает, что Пилат желая спасти Иисуса от смерти, наказывает проповедника и выводит избитого, окровавленного человека к первосвященникам и толпе, надеясь, что конфликт исчерпан. Однако, увидев того, с кем толпа связывала чаяние на освобождение, в таком плачевном состоянии, вознегодовала. Первосвященники пригрозили Пилату донести случившееся до кесаря, ведь согласно римским законам Иисус должен быть распят как государственный преступник. И поэтому прокуратор отдает приказ казнить проповедника.

В принципе, традиция в особых случаях внимать требованию народа, могла существовать, гладиаторские игры - яркий пример, когда от воли толпы зависит кому жить, а кому умирать.

Почему Синедрион, затеявший разбирательство, кстати, в нарушение существующих иудейских правовых норм передал Иисуса властям Рима? Ведь Суд имел полномочия казнить, вспомним Стефана, обвиненного в богохульстве, убийство брата Иисуса Иакова. Более того, Иисуса могли убить по приказу тетрарха Ирода, который по словам фарисеев желал его уничтожить (Лк. 13:31). Однако Ирод не только не предал смерти Иисуса, но даже не наказал. Возможная причина - Иисус добыча Рима. Назначение кого-либо царем Иудеи по законам римской империи являлось неотъемлемой частью прав кесаря. Сенатским указом был назначен царем Ирод Великий по предложению Октавиана Августа, позднее - царь Агриппа по указу императора Клавдия. Всякий, кто без одобрения императора объявлял себя царем, считался нарушителем главного закона империи «Об оскорблении величества» (закон Октавиана Августа) и подлежал пытке, чтобы подсудимый сознался, выдал товарищей. Далее, следовала казнь через распятие - ибо меньшей меры наказания за это преступление закон не знал.

«Ибо он уже восстановил закон об оскорблении величия, который, нося в былое время то же название, преследовал совершенно другое: он был направлен лишь против тех, кто причинял ущерб войску предательством, гражданскому единству — смутами и, наконец, величию римского народа — дурным управлением государством» (Тацит. Анналы. Книга I 72).

В докладе императору Траяну (111-113 гг. н. э.) от одного из римских судей, Плиния Младшего из Малой Азии сообщаются интересные подробности о борьбе со «зловредным суеверием»:

«Я спрашиваю их, исповедуют ли они христианство. Если они признаются, я повторяю вопрос еще два раза и объясняю, что преступление это карается смертью. Если они и тогда не отказываются от своей религии, я приказываю их казнить. Тех же, кто отрицает, что они христиане или когда-либо были христианами, и повторяют за мной заклинания богов и поклоняются твоему, император, образу, совершая возлияние вина и благовоний, и под конец, проклинают Христа, т. е. тех, кто делают то, что ни один христианин не согласился бы делать даже под пыткой, я оправдываю и отпускаю. Тех же, кто сначала признался в принадлежности к христианству, а потом отказался от своих слов, — этих я подвергаю пытке, чтобы узнать правду».

Некоторые историки утверждают, что не существовало два наказания сразу, избиение или казнь, одно либо другое, поэтому сообщение Луки о попытке Пилата спасти Иисуса заслуживает доверия.

Однако, это не совсем так. В римском праве были приняты два вида бичевания.

Первый — следственное бичевание: пытка, чтоб заставить обвиняемого говорить правду. «Судебный процесс без бичевания считался исключением из общего правила». Второе бичевание — часть общего наказания по приговору. Законы XII таблиц повелевали «заключить в оковы и после бичевания предать смерти того, кто поджигал строения или сложенные около дома скирды хлеба, если [виновный] совершил это преднамеренно. [Если пожар произошел] случайно, т.е. по неосторожности, то закон предписывал, [чтобы виновный] возместил ущерб, а при его несостоятельности был подвергнут более легкому наказанию» (Гай, I. 9. D. XLVII. 9).

Вполне возможно, что подобное правило распространялось не только на поджигателей, но и на оскорбителей величия императора.

Могла ли быть пытка по отношению к Иисусу? Вполне. Пилат спрашивает: «Ты Царь Иудейский?» (Ин. 18:33). Иисус как настоящий еврей отвечает вопросом на вопрос: «От себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе о Мне?» (Ин. 18:34). Такой ответ ясности не вносил, поэтому за ним могла последовать пытка о которой умолчал Иоанн.

В письме Павла к Тимофею, говорится об исповедание веры Иисусом перед Понтием Пилатом. Апостолу было известно о каком-то разговоре между Иисусом и Пилатом, вследствие которого, проповедник не отказавшийся от своих убеждений был распят.

«Веди достойную битву веры, овладей вечной жизнью, к которой ты был призван! Ведь ты достойно исповедал свою веру перед многочисленными свидетелями. И теперь я заклинаю тебя Богом, дающим всему жизнь, и Христом Иисусом, который достойно засвидетельствовал ту же веру перед Понтием Пилатом» (1- Тим. 6:12-13).

Вполне возможно, Иисус желал объяснить префекту, что не претендует на светскую власть: «Царство мое не от мира сего» — и приводит доказательство: «Если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня» (Ин. 18:36). Иисус не отрицает того, что он царь, но не этого мира, потому что никто из якобы его подданных за него не вступился.

Однако для Пилата такое откровение могло служить приговором, потому что Иисус, своими словами претендовал на божественные царственные полномочия, которыми обладал только император и никто другой.

Пилат повторяет вопрос во второй раз, звучащий как приговор: «Итак, ты Царь?» Иисус отвечает: «Царство мое есть царство истины». На что Пилат не вникнувший в слова Иисуса говорит с оттенком пренебрежения: «Что есть истина». Объяснять уже не имеет смысла, Иисус как в случае с Иродом, прокуратору не отвечает.

Евсевий Кесарийский христианский историк (ок. 263-340 гг. н. э.) обвиняет в смерти Иисуса именно Понтия Пилата, называя действие прокуратора — злодейским. Евсевий сообщает о самоубийстве Пилата при императоре Гае (Калигуле) (37-41 гг. н. э.), ссылаясь на неких греческих писателей:

«Стоит обратить внимание, что тот самый Пилат, живший во времена Спасителя, впал, по преданию, при [императоре] Гае в такие беды, что вынужден был покончить с собой и собственной рукой наказать себя: Божий суд, по-видимому, не замедлил настигнуть его. Это рассказывают греческие писатели, отмечавшие Олимпиады и события, происшедшие в каждую из них. Пилат же, наместник, который вынес обвинительный приговор в отношении Христа, после того как он вызвал и претерпел в Иерусалиме множество волнений, был подавлен такой тревогой, исходившей от Гая, что, пронзив себя собственной рукой, в скорой смерти искал сокращение мучений. Пилат не остался безнаказанным за свое злодейское преступление — убиение Господа нашего Иисуса Христа: он наложил на себя руки».

Нелишне рассказать о значительной археологической находке, подтверждающей существование Понтия Пилата.

В 1961 г. во время раскопок в Кесарии (Израиль), проводившихся итальянскими археологами, на территории античного театра был найден обломок гранитной плиты с латинской надписью, содержащей имена Тиберия и Пилата. Надпись, состоящая, по всей видимости, из четырех строк, сильно повреждена временем; первые три строки сохранились частично, последняя же строка уничтожена почти полностью, — там едва читается одна буква.

Фото: BRBurton | Википедия

. . . . . . . . . .]STIBERIEVM

PON]TIVSPILATVS

PRAEF]ECTVSIVDAE . . .

По мнению А. Фрова, первую строку можно восстановить как s(ibus) Tiberieum — «Цезарейский, т. е. Кесарийский Тибериеум», во второй строке перед именем tius Pilatus стояло так и оставшееся неизвестным нам его личное имя (praenomen), в третьей строке читается его должность: ectus Iudae — «префект Иудеи», в четвертой восстанавливается буква «Е», которая входила в некое слово, например, [d]e. Судя по всему, это посвятительная надпись, установленная римским наместником в так называемом Тибериеуме, культовом сооружении в честь императора Тиберия, которое находилось перед зданием театра. Стоит обратить внимание на стоящий в надписи титул «префект Иудеи». До открытия Кесарийской надписи считалось, что судья Иисуса, согласно Анналам Тацита, был прокуратором. В Евангелиях он фигурирует под званием правитель. Иосиф Флавий называет его правителем, уполномоченным, управляющим.

В современной Евангелиям греческой литературе термин префект — облеченный военной властью наместник императорской провинции (praefectus civitatis). Что касается термина «управляющий», он нередко обозначал императорского прокуратора — procurator Caesaris, уполномоченного по налоговым сборам. Обе эти должности занимали лица из сословия всадников. Поскольку Иудея не была самостоятельной провинцией, а входила в качестве отдельной области в сенатскую провинцию Сирии, то Пилату более подходила должность прокуратора. Однако ввиду особой военно-политической ситуации в Иудее Пилат был наделен также функциями префекта.

Страстная Неделя (Седмица; страсть в ц.-сл.— страдание, греч. Μεγάλη Εβδομάδα — Megali Evdomada, Великая Неделя) — последняя седмица Великого поста, предшествующая Пасхе, во время которой вспоминаются Тайная Вечеря, предание на суд, страдания и распятие, погребение Иисуса Христа.

Страсти Христовы (анонимный художник 15 в. , Нидерланды)

Суд Пилата — описанный в Евангелиях суд римского прокуратора Иудеи Понтия Пилата над Иисусом Христом. Суд Пилата входит в число Страстей Христовых.

Христос перед Пилатом (мастер Бертрам из Миндена, ок. 1390)

Икона "Христос перед Пилатом", ок. 1497, из Успенского собора Кирилло-Белозерского монастыря

Описание суда Пилата над Иисусом приводится у всех четырёх евангелистов:ЕвангелиеОписание суда
От Матфея
(Мф.27:11-14)
…и, связав Его, отвели и предали Его Понтию Пилату, правителю… Иисус же стал пред правителем. И спросил Его правитель: Ты Царь Иудейский? Иисус сказал ему: ты говоришь. И когда обвиняли Его первосвященники и старейшины, Он ничего не отвечал. Тогда говорит Ему Пилат: не слышишь, сколько свидетельствуют против Тебя? И не отвечал ему ни на одно слово, так что правитель весьма дивился.
От Марка
(Мк.15:1-5)
Немедленно поутру первосвященники со старейшинами и книжниками и весь синедрион составили совещание и, связав Иисуса, отвели и предали Пилату. Пилат спросил Его: Ты Царь Иудейский? Он же сказал ему в ответ: ты говоришь. И первосвященники обвиняли Его во многом. Пилат же опять спросил Его: Ты ничего не отвечаешь? видишь, как много против Тебя обвинений. Но Иисус и на это ничего не отвечал, так что Пилат дивился.
От Луки
(Лк.23:1-7)
И поднялось все множество их, и повели Его к Пилату, и начали обвинять Его, говоря: мы нашли, что Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем. Пилат спросил Его: Ты Царь Иудейский? Он сказал ему в ответ: ты говоришь. Пилат сказал первосвященникам и народу: я не нахожу никакой вины в этом человеке. Но они настаивали, говоря, что Он возмущает народ, уча по всей Иудее, начиная от Галилеи до сего места. Пилат, услышав о Галилее, спросил: разве Он Галилеянин? И, узнав, что Он из области Иродовой, послал Его к Ироду, который в эти дни был также в Иерусалиме.
От Иоанна
(Ин.18:29-38)
Пилат вышел к ним и сказал: в чем вы обвиняете Человека Сего? Они сказали ему в ответ: если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе. Пилат сказал им: возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его. Иудеи сказали ему: нам не позволено предавать смерти никого, — да сбудется слово Иисусово, которое сказал Он, давая разуметь, какою смертью Он умрет. Тогда Пилат опять вошел в преторию, и призвал Иисуса, и сказал Ему: Ты Царь Иудейский? Иисус отвечал ему: от себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе о Мне? Пилат отвечал: разве я Иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал? Иисус отвечал: Царство Мое не от мира сего; если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня, чтобы Я не был предан Иудеям; но ныне Царство Мое не отсюда. Пилат сказал Ему: итак Ты Царь? Иисус отвечал: ты говоришь, что Я Царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего. Пилат сказал Ему: что есть истина? И, сказав это, опять вышел к Иудеям и сказал им: я никакой вины не нахожу в Нем.

«Христос перед Пилатом», ниже смерть Иуды
(Россанский кодекс, ок. 550 года)

Иисус Христос на суде Понтия Пилата

Иудейские первосвященники, осудив Иисуса Христа на смерть, не могли сами привести приговор в исполнение без его утверждения римским наместником. Как повествуют евангелисты, они после ночного суда над Христом привели его утром к Пилату в преторию, но сами не вошли в неё чтобы не оскверниться, но чтобы можно было есть пасху.

По свидетельству всех евангелистов, основной вопрос, который Пилат задал Иисусу был: «Ты Царь Иудейский? ». Этот вопрос был обусловлен тем, что реальное притязание на власть в качестве Царя Иудейского согласно римским законам квалифицировалось как опасное преступление. Ответом на этот вопрос стали слова Христа — ты говоришь. Дав такой ответ, Иисус подчеркнул, что он не только по родословию имеет царское происхождение, но и как Бог имеет власть над всеми царствами. Наиболее подробный диалог Иисуса Христа и Пилата приводится в Евангелии от Иоанна.

Тинторетто. Христос перед Пилатом

Евангелист Матфей сообщает о том, что во время суда над Иисусом жена Пилата послала к нему слугу сказать: «не делай ничего Праведнику Тому, потому что я ныне во сне много пострадала за Него» (Мф. 27:19). Согласно апокрифам, жену Пилата звали Клавдия Прокула и она после позднее стала христианкой. В греческих и коптских церквях она причислена к лику святых, её память совершается 9 ноября (27 октября по старому стилю

Поругание Иисуса Христа

Колонна бичевания
После того как Пилат первый раз вывел Иисуса к народу, который потребовал его казни, он, решив вызвать у народа сострадание ко Христу, повелел воинам бить его. Иисуса отвели во двор и сняв с него одежду били. Затем одели его в шутовской наряд царя: багряницу (плащ царственного цвета), возложили на голову венок, сплетённый из терния («корону»), дав в правую руку трость, ветку («царский скипетр»). После этого воины стали насмехаться над ним — вставали на колени, кланялись и говорили: «радуйся, Царь иудейский!», а после плевали на него и били тростью по голове и лицу (Мк.15:19).

При исследовании Туринской плащаницы, отождествляемой с погребальной плащаницей Иисуса Христа был сделан вывод, что Иисусу было нанесено 98 ударов (при этом у иудеев допускалось наносить не более 40 ударов — Втор.25:3): 59 ударов бича с тремя концами, 18 — с двумя концами и 21 — с одним концом

Христос перед толпой

«Христос перед народом»
(Квентин Массейс, ок. 1515 года)

Пилат дважды выводил Иисуса к народу, заявляя что не находит в нём никакой вины, достойной смерти (Лк.23:22). Второй раз это было сделано после его истязаний, имевших целью вызвать жалость народа, показав что Иисус уже наказан Пилатом.Пилат опять вышел и сказал им: вот, я вывожу Его к вам, чтобы вы знали, что я не нахожу в Нем никакой вины. Тогда вышел Иисус в терновом венце и в багрянице. И сказал им [Пилат]: се, Человек!
(Ин.19:4-5)
В словах Пилата «се, Человек!» видно его желание вызвать у иудеев сострадание к узнику, который после истязаний своим внешним видом не похож на царя и не представляет угрозы римскому императору. Сам вид Христа после поругания над ним стал исполнение одного из пророчеств 21 мессианского псалма: «Я же червь, а не человек, поношение у людей и презрение в народе» (Пс.21:7).

Иероним Босх
Народ ни в первый, ни во второй раз не проявил снисхождения и требовал казни Иисуса в ответ на предложение Пилата отпустить Христа, следуя давнему обычаю: « Есть же у вас обычай, чтобы я одного отпускал вам на Пасху; хотите ли, отпущу вам Царя Иудейского?». При этом, согласно Евангелию, народ ещё сильнее стал кричать да будет распят. Видя это, Пилат вынес смертный приговор — приговорил Иисуса к распятию, а сам «умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего». На что народ воскликнул: «кровь Его на нас и на детях наших» (Мф.27:24-25). Умыв руки, Пилат совершил принятое среди иудеев ритуальное омовение рук в знак непричастности к совершаемому убийству (Втор.21:1-9).

Albrecht Altdorfer. Умывание рук Пилата

«Ecce Homo»

В иконографии Иисуса Христа существует его изображение после истязаний, одетого в багряницу и увенчанного терновым венцом. В таком виде он изображается перед толпой к которой его приказал вывести Пилат. От слов Пилата, сказанных народу, данный иконографический тип и получил своё название — Ecce Homo («се, Человек»).

«Ecce Homo» (Квентин Массейс, 1526 год)
Встречаются таже изображения где Иисус просто стоит перед Пилатом во время допроса, а также сцены бичевания. Различным деталям при изображениях сцены суда придаётся символический смысл. Так сумрак вокруг трона Пилата символизирует мрак язычества, а яркий свет претории куда уводят Христа на поругание — свет христианской веры;

«Что есть истина?»
(Христос и Пилат)
(Николай Ге, 1890 год)

Понтий Пилат

Часто изображается сидящим на троне с атрибутами царской власти (в короне, диадеме или лавровом венке), которых он, как римский наместник, в действительности не имел. В сцене умовения рук Пилат изображается сидящим в судейском кресле, один слуга льёт ему воду на руки, рядом может изображается слуга передающей ему просьбу Клавдии Прокулы, его жены, или протягивающий свиток с её посланием.

«Пилат умывает руки»
(Дуччо. «Маэста», деталь)

Иисус Христос

Иконография зависит от того, в какой сцене изображён Христос: связанные руки характерны для его первого появления перед Пилатом, после суда Ирода Антипы на нём появляются белые одежды, после поругания — багряница и терновый венец.

Материал из Википедии

Иллюстрация: «Что есть истина?». Христос и Пилат. Николай Ге. 1890

«Мы теперь будем всегда вместе, – говорил ему во сне оборванный философ-бродяга, неизвестно каким образом вставший на дороге всадника с золотым копьем. – Раз один – то, значит, тут же и другой! Помянут меня, – сейчас же помянут и тебя!»

Рами ЮДОВИН

Все верно, благодаря Иисусу, римский прокуратор Понтий Пилат навеки вошёл в историю.

Евангелия рисуют римского властителя, павшего жертвой обстоятельств, вынужденного под напором первосвященников и толпы отправить иудейского проповедника Иешуа гаНоцри на мучительную смерть. Авторы Нового Завета, (кроме откровенно антиримской книги Откровение, написанной в пылу праведного гнева, после страшных гонений на Церковь), как и знаменитый еврейский историк Иосиф Флавий, старались избегать острых углов, дабы выжить в жесточайшем мире, где любая критика римской власти расценивалась как призыв к неповиновению и наказывалась смертной казнью.
Христианские редакторы евангелия от Матфея полностью снимают вину с Пилата за казнь Иисуса:

«Пилат, видя, что ничто не помогает, но смятение увеличивается, взял воды и умыл руки перед народом, и сказал: невиновен я в крови Праведника Сего; смотрите вы. И, отвечая, весь народ сказал: кровь Его на нас и на детях наших » (Мф. 27:24-25).

Обсуждать навет автора этих строк о вине всего иудейского народа за смерть Иешуа, мы не будем. Достаточно сказать, что более 99.9% евреев живших в то время, не присутствовали на злополучной площади вмещающей несколько сотен человек. А дети тех, кто кричал: «распни» уж тем более не виноваты, так как каждый отвечает за свои грехи (книга пророка Иезекииля гл. 18).

Однако, стоит напомнить, что Иероним Стридонский, автор IV века, говорит о переводе евангелия от Матфея с еврейского на греческий, и вероятно, именно в процессе перевода, возникли столь откровенные антиеврейские пассажи, очень характерные именно для третьего-четвертого века н. э. Оригинал же, чтобы не выявлена ложь был уничтожен.

«В евангелии, которым пользуются эбиониты и назареи, и которое мы недавно перевели с еврейского на греческий, и которое многими почитается подлинным (евангелием) Матфея, человек с высохшей рукой назван каменщиком, который обратился с мольбой о помощи такими словами): Я был каменщиком и зарабатывал на жизнь своими руками, я прошу Тебя, Иисусе, возврати мне здоровье, чтобы я не просил с позором милостыни » (Иероним. Com. in Natth. 12.13).

Однако, вернемся к нашему герою, пятому прокуратору Иудеи и Самарии — Понтию Пилату. Согласно сообщению Иосифа Флавия, новоявленный прокуратор решил «начать с демонстрации своего презрения к еврейским законам». Он приказал внести штандарты с изображением кесаря в Иерусалим. На дело пошёл как «тать ночью», не желая излишнего возмущения жителей Иерусалима. Как ни странно, иудейские старейшины проявили изрядное благоразумие и удержали народ от насильственных действий. Иудеи попытались объяснить прокуратору, умоляя его отказаться от нарушения status quo, положение которого присуждало даже римского гражданина нарушившего святость Храма, зашедшего на священную территорию (250 × 250 м) — предать смерти. Две таблички на греческом и латинском языках с предупреждением неевреям, что под страхом смерти запрещено подниматься на Храмовую гору, были обнаружены в Иерусалиме в 1870 г. и 1936 г. По иронии судьбы, теперь самим евреям крайне нежелательно подниматься в святое место.

Итак, народ пришел в резиденцию прокуратора в Кейсарии и разместился на стадионе, который неплохо сохранился до наших дней. Иудеи почти за две тысячи лет до знаменитого Ганди оказали оккупантам пассивное сопротивление: на угрозу предать их смерти, они «обнажили шеи и ответили, что скорее умрут, чем допустят поругания своих святых и мудрых законов». Прокуратор не отдал приказ рубить головы демонстрантам. Флавий пишет, что «Пилат не мог не восхититься верностью евреев своему закону и приказал вернуть штандарты в Кейсарию». Трудно поверить сообщению историка о восторге Пилата перед кротостью евреев и готовностью уступить толпе, сорвавшей его план. Понять Флавия можно – он хотел показать смирение и мудрость своего народа. Но факт остается фактом – Пилат распорядился убрать из святого города римские штандарты. Может он получить совет не обострять отношений с туземцами, так как Иерусалим находился на гране восстания.

Пилат еще раз повторил попытку навязать иудеям чуждые правила. Филон Александрийский рассказывает о письме Агриппы к императору Гаю по прозвищу Калигула. Пилат повесил в Иерусалиме на дворце Ирода «золотые щиты с надписями», которые почему-то оскорбили евреев: делегация во главе с четырьмя принцами из семьи Ирода просят не доводить евреев до мятежа и не пользоваться Тиберием как предлогом для оскорбления еврейского народа. Они требуют у Пилата предъявить полномочия для его действий и угрожают апеллировать к своему императору, которого многозначительно называют своим господином. Эта угроза обеспокоила Пилата, опасавшегося, что о его злодеяниях станет известно Кесарю.

«Одним из людей Тиберия был Пилат, ставший наместником Иудеи, и вот, не столько ради чести Тиберия, сколько ради огорчения народа, он посвятил во дворец Ирода в Иерусалиме позолоченные щиты; не было на них никаких изображений, ни чего-либо другого кощунственного, за исключением краткой, надписи: мол, посвятил такой-то в честь такого-то. Когда народ все понял - а дело было нешуточное, то, выставив вперед четырех сыновей царя, не уступающих царю ни достоинством, ни участью, и прочих его отпрысков, а также просто властительных особ, стал просить исправить дело со щитами и не касаться древних обычаев, которые веками хранились и были неприкосновенны и для царей, и для самодержцев.
Тот стал упорствовать, ибо был от природы жесток, самоуверен и неумолим; тогда поднялся крик: "Не поднимай мятеж, не затевай войну, не погуби мира! Бесчестить древние законы - не значит воздавать почести самодержцу! Да не будет Тиберий предлогом для нападок на целый народ, не хочет он разрушить ни один из наших законов. А если хочет - так скажи об этом прямо приказом, письмом или как-то иначе, чтобы мы более не докучали тебе, избрали бы послов и сами спросили владыку".
Последнее особенно смутило Пилата, он испугался, как бы евреи в самом деле не отправили посольство и не обнаружили других сторон его правленья, поведав о взятках, оскорбленьях, лихоимстве, бесчинствах, злобе, беспрерывных казнях без суда, ужасной и бессмысленной жестокости. И этот человек, чье раздраженье усугубило природную гневливость, оказался в затруднении: снять уже посвященное он не отваживался; к тому же он не хотел сделать хоть что-нибудь на радость подданным; но вместе с тем ему были отлично известны последовательность и постоянство Тиберия в этих делах. Собравшиеся поняли, что Пилат сожалеет о содеянном, но показать не хочет, и направили Тиберию самое слезное письмо. Тот, прочитав, как только не называл Пилата, как только не грозил ему! Степень его гнева, разжечь который, впрочем, было непросто, описывать не буду - события скажут сами за себя: Тиберий тотчас, не дожидаясь утра, пишет Пилату ответ, где на все корки бранит и порицает за дерзкое нововведенье, и велит безотлагательно убрать щиты и отправить их в Цезарею, ту, что стоит на побережье и названа в честь твоего деда, а там посвятить в храм Августа, что и было сделано. Тем самым ни честь самодержца не была поколеблена, ни его обычное отношение к городу » (Книга I: "О посольстве к Гаю" 38).

Теперь вернёмся к суду над Иисусом. Проповедник был арестован, скорее всего, не римскими легионерами, а храмовой стражей, допрошен в доме Ханана (Анны). Этот первосвященник заслужил среди евреев дурную славу:

«Проклятье на дом Боэфа; проклятье на их копья!
Проклятье на дом Ханана (Анны); проклятье на его ехидное шипение!
Проклятье на дом Канферы, проклятье на их красивые перья!
Проклятье на дом Исмаила бен (сына) Фаби, проклятье на кулаки их!
Ибо они — первосвященники, и сыновья их в сокровищнице (заведуют деньгами).
И зятья их среди правящих,
И слуги их побивают людей кольями » (Аггадическое сказание).

Во время допроса в доме первосвященника, судя по евангелиям, Иисуса попытались обвинить в осквернении Храма, однако доказать вину не удалось, поэтому проповедник был передан на суд римского префекта, ибо многие слышали как Иисуса называли: «Царь Иудейский», что являлось преступлением перед Римом.
Согласно сообщениям древних иудейских историков, Понтий Пилат был жестоким, упрямым человеком, не брезговавшим взятками, казнивший несчастных без суда и следствия.

Как бы он поступил с человеком, которого лояльные Риму иудейские первосвященники обвинили в непризнании полномочий Кесаря? Мог казнить, а мог если вина не доказана — отпустить? Нечто подобное произошло спустя тридцать лет с другим проповедником. Некий человек по имени Иешуа (интересное совпадение) возвещал, что Бог разрушит Иерусалим и Храм. Еврейские власти арестовали этого возмутителя спокойствия, и передали римскому прокуратору, который бичевал Иешуа, однако отпустил, посчитав проповедника за юродивого:

«Еще знаменательнее следующий факт. Некто Иешуа, сын Анана, простой человек из деревни, за четыре года до войны, когда в городе царили глубокий мир и полное благоденствие, прибыл туда к тому празднику, когда по обычаю все иудеи строят для чествования Бога кущи, и близ храма вдруг начал провозглашать: "Голос с востока, голос с запада, голос с четырех ветров, голос, вопиющий над Иерусалимом и храмом, голос, вопиющий над женихами и невестами, голос, вопиющий над всем народом!" Денно и нощно он восклицал то же самое, бегая по всем улицам города. Некоторые знатные граждане в досаде на этот зловещий клич схватили его и наказали ударами очень жестоко. Но не говоря ничего в свое оправдание, ни в особенности против своих истязателей, он все продолжал повторять свои прежние слова. Представители народа думали как это было и в действительности, что этим человеком руководит какая–то высшая сила, и привели его к римскому прокуратору, но и там, будучи истерзан плетьми до костей, он не проронил ни просьбы о пощаде, ни слезы, а самым жалобным голосом твердил только после каждого удара: "О горе тебе, Иерусалим!" Когда Альбин так назывался прокуратор допрашивал его: "Кто он такой, откуда и почему он так вопиет", он и на это не давал никакого ответа и продолжал по прежнему накликать горе на город. Альбин, полагая, что этот человек одержим особой манией, отпустил его » (Иуд. Война кн. 6. Гл. 5:3).

Марк и Матфей сообщают, что Пилат: «Иисуса, бив, предал на распятие» (Мк. 15:15; Мф. 27:26).

Допустим, что Пилат симпатизировал Иисусу, зачем тогда отдал приказ избить его до полусмерти, а потом еще предать лютой, мучительной казни?

Может, евангелисты всё-таки правы, и Пилат посчитал преступление Иисуса не заслуживающее мучительной смерти? Хватит с него и наказания римской плетью многохвосткой с вплетёнными в неё утяжелителями, терзающей плоть до костей? А после экзекуции (если выживет) намеревался освободить Иисуса, но вняв требованиям толпы неудовлетворённой недостаточным наказанием – отдал приказ казнить проповедника.
«И Пилат решил быть по прошению их» (Лк. 23:24).

Иоанн подробно рассказывает о суде над Иисусом. Евангелист сообщает, что Пилат желая спасти Иисуса от смерти, наказывает проповедника и выводит избитого, окровавленного человека к первосвященникам и толпе, надеясь, что конфликт исчерпан. Однако, увидев того, с кем толпа связывала чаяние на освобождение, в таком плачевном состоянии, вознегодовала. Первосвященники пригрозили Пилату донести случившееся до кесаря, ведь согласно римским законам Иисус должен быть распят как государственный преступник. И лишь поэтому прокуратор отдает приказ казнить проповедника.

В принципе, традиция в некоторых особых случаях внимать требованию толпы могла существовать, гладиаторские игры – яркий пример, когда от воли толпы зависит кому жить, а кому умирать.

Почему Синедрион, затеявший разбирательство, кстати, в нарушение существующих иудейских правовых норм передал Иисуса властям Рима? Ведь Суд имел полномочия казнить, вспомним Стефана обвиненного в богохульстве, убийство брата Иисуса Иакова. Более того, Иисуса могли убить по приказу тетрарха Ирода, который по словам фарисеев желал его уничтожить (Лк. 13:31). Однако Ирод не только не предал смерти Иисуса, но даже не наказал.

Возможная причина – Иисус добыча Рима.
Назначение кого-либо царем Иудеи по законам римской империи являлось неотъемлемой частью прав кесаря. Сенатским указом был назначен царем Ирод Великий по предложению Октавиана Августа, позднее царь Агриппа по указу императора Клавдия. Всякий, кто без одобрения императора объявлял себя царем, считался нарушителем главного закона империи – «Об оскорблении величества» (закон Октавиана Августа) и подлежал пытке, чтобы подсудимый сознался, выдал товарищей. Далее следовала казнь через распятие – ибо меньшей меры наказания этот закон не знал.

«Ибо он уже восстановил закон об оскорблении величия, который, нося в былое время то же название, преследовал совершенно другое: он был направлен лишь против тех, кто причинял ущерб войску предательством, гражданскому единству - смутами и, наконец, величию римского народа - дурным управлением государством » (Тацит. Анналы. Книга I 72).

В докладе императору Траяну (111-113 гг. н. э.) от одного из римских судей, Плиния Младшего из Малой Азии сообщаются интересные подробности о борьбе со «зловредным суеверием»:

«Я спрашиваю их, исповедуют ли они христианство. Если они признаются, я повторяю вопрос еще два раза и объясняю, что преступление это карается смертью. Если они и тогда не отказываются от своей религии, я приказываю их казнить. Тех же, кто отрицает, что они христиане или когда-либо были христианами, и повторяют за мной заклинания богов и поклоняются твоему, император, образу, совершая возлияние вина и благовоний, и под конец, проклинают Христа, т. е. тех, кто делают то, что ни один христианин не согласился бы делать даже под пыткой, я оправдываю и отпускаю. Тех же, кто сначала признался в принадлежности к христианству, а потом отказался от своих слов, — этих я подвергаю пытке, чтобы узнать правду».

Некоторые историки утверждают, что не существовало два наказания сразу, либо избиение либо казнь, одно или другое, поэтому сообщение Луки о попытке Пилата спасти Иисуса заслуживает доверия.

Однако, это не совсем так, в римском праве, были приняты два вида бичевания.

Первый - следственное бичевание: пытка, чтоб заставить обвиняемого говорить правду. «Судебный процесс без бичевания считался исключением из общего правила». Второе бичевание - часть общего наказания по приговору.
Законы XII таблиц повелевали «заключить в оковы и после бичевания предать смерти того, кто поджигал строения или сложенные около дома скирды хлеба, если [виновный] совершил это преднамеренно. [Если пожар произошел] случайно, т.е. по неосторожности, то закон предписывал, [чтобы виновный] возместил ущерб, а при его несостоятельности был подвергнут более легкому наказанию» (Гай, I. 9. D. XLVII. 9).

Вполне возможно, что подобное правило распространялось не только на поджигателей, но и на оскорбителей величия императора.

Могла ли быть пытка по отношению к Иисусу? Вполне. Пилат спрашивает: «Ты Царь Иудейский?» (Ин. 18:33). Иисус как настоящий еврей отвечает вопросом на вопрос: «От себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе о Мне?» (Ин. 18:34).
Такой ответ ясности не вносил, поэтому за ним могла последовать пытка о которой умолчал Иоанн.

В письме Павла к Тимофею, говорится об исповедание веры Иисусом перед Понтием Пилатом. Апостолу было известно о каком-то разговоре между Иисусом и Пилатом, вследствие которого проповедник не отказавшийся от своих убеждений был распят.

«Веди достойную битву веры, овладей вечной жизнью, к которой ты был призван! Ведь ты достойно исповедал свою веру перед многочисленными свидетелями. И теперь я заклинаю тебя Богом, дающим всему жизнь, и Христом Иисусом, который достойно засвидетельствовал ту же веру перед Понтием Пилатом » (1- Тим. 6:12-13).

Вполне возможно, Иисус желал объяснить префекту, что не претендует на светскую власть: «Царство мое не от мира сего» — и приводит доказательство: «Если бы от мира сего было Царство Мое, то служители Мои подвизались бы за Меня» (Ин. 18:36). Иисус не отрицает того, что Царь, но не этого мира, потому что никто из подданных за него не вступился.

Однако для Пилата такое откровение могло служить приговором, потому что Иисус, своими словами претендовал на божественные царственные полномочия, которыми обладал только император и никто другой.

Пилат повторяет вопрос во второй раз звучащий как приговор: «Итак, ты Царь?» Иисус отвечает: «Царство мое есть царство истины». На что Пилат совершенно не вникнувший в слова Иисуса говорит с оттенком пренебрежения: «Что есть истина». Объяснять уже не имеет смысла – Иисус как в случае с Иродом прокуратору не отвечает.

Евсевий Кесарийский христианский историк (ок. 263-340 гг. н. э.) обвиняет в смерти Иисуса именно Понтия Пилата, называя действие прокуратора — злодейским. Евсевий сообщает о самоубийстве Пилата при императоре Гае (Калигуле) (37–41 гг. н. э.), ссылаясь на неких греческих писателей:

«Стоит обратить внимание, что тот самый Пилат, живший во времена Спасителя, впал, по преданию, при [императоре] Гае в такие беды, что вынужден был покончить с собой и собственной рукой наказать себя: Божий суд, по-видимому, не замедлил настигнуть его. Это рассказывают греческие писатели, отмечавшие Олимпиады и события, происшедшие в каждую из них. Пилат же, наместник, который вынес обвинительный приговор в отношении Христа, после того как он вызвал и претерпел в Иерусалиме множество волнений, был подавлен такой тревогой, исходившей от Гая, что, пронзив себя собственной рукой, в скорой смерти искал сокращение мучений. Пилат не остался безнаказанным за свое злодейское преступление - убиение Господа нашего Иисуса Христа: он наложил на себя руки ».

Нелишне рассказать о значительной археологической находке, подтверждающей существование Понтия Пилата.

В 1961 г. во время раскопок в Кесарии (Израиль), проводившихся итальянскими археологами, на территории античного театра был найден обломок гранитной плиты с латинской надписью, содержащей имена Тиберия и Пилата. Надпись, состоящая, по всей видимости, из четырех строк, сильно повреждена временем; первые три строки сохранились частично, последняя же строка уничтожена почти полностью, - там едва читается одна буква.

Фото: BRBurton | Википедия

. . . . . . . . . .]STIBERIEVM

PON]TIVSPILATVS

PRAEF]ECTVSIVDAE . . .

По мнению А. Фрова, первую строку можно восстановить как s(ibus) Tiberieum - «Цезарейский, т. е. Кесарийский Тибериеум», во второй строке перед именем tius Pilatus стояло так и оставшееся неизвестным нам его личное имя (praenomen), в третьей строке читается его должность: ectus Iudae - «префект Иудеи», в четвертой восстанавливается буква «Е», которая входила в некое слово, например, [d]e. Судя по всему, это посвятительная надпись, установленная римским наместником в так называемом Тибериеуме, культовом сооружении в честь императора Тиберия, которое находилось перед зданием театра. Стоит обратить внимание на стоящий в надписи титул «префект Иудеи». До открытия Кесарийской надписи считалось, что судья Иисуса был прокуратором. Именно так он называется в Анналах Тацита. В Евангелиях он называется правителем. Иосиф Флавий называет его то правителем, то уполномоченным, управляющим.

В современной Евангелиям греческой литературе термин префект - быть облеченным военной властью наместником императорской провинции (praefectus civitatis). Что касается термина «управляющий» он нередко обозначал императорского прокуратора - procurator Caesaris, уполномоченного по налоговым сборам. Обе эти должности занимали лица из сословия всадников. Поскольку Иудея не была самостоятельной провинцией, а входила в качестве отдельной области в сенатскую провинцию Сирии, то Пилату более подходила должность прокуратора. Однако ввиду особой военно-политической ситуации в Иудее Пилат мог быть наделен также функциями префекта.

С точки зрения еврейского законодательства, обвиняемый в религиозных(культовых) нарушениях обычно приговаривался к смертной казни через побиение камнями. Как, например, видно в казни дьякона Стефана. Но для более мучительной и позорной смерти через распятие старейшины пытаются придать делу политическую окраску:

Встречу обвинителей, Иисуса и Понтия Пилата описывают все четыре евангелиста: Матфей и Марк начинают допросом Господа, Лука с обвинений Господа со стороны приведших Иисуса, а Иоанн с вопроса Пилата к приведшим Его. То есть евангелист Иоанн начинает с самого начала и более подробен в описании.

Важно, что приведшие Иисуса не хотели входить в преторию (римскую судебную палату) из-за боязни осквернения, ибо хотели вечером есть Пасху. Что указвает на то, что вечеря Господня была накануне Пасхи и казнь совершилась во время заклания в Храме пасхальных агнцев.

Невозможность Синедрионом приводить в исполнение смертный приговор является подтверждением слов Иисуса, что Его предадут язычникам (Мф.20:19) В тоже время, римские власти не имели обычая судить без обстоятельного судебного разбирательства, и Пилат изучает обвинение.

Иисус удостаивается вопроса Пилата "Ты ли царь Иудейский ", что лишний раз указует на политическую направленность в обвинении, но отвечает на него, что Его Царство не от мира и власть Его не политическая. Удостоверившить, что политической угрозы нет Пилат выходит к обвинителям и сообщает, что в Иисусе вины не находит . Но Синедрион настаивает на обвинении.

Расследуюя дело Пилат находит возможным послать Иисуса на суд к правителю родной для обвиняемого територии. Это первая попытка Пилата отклонить казнь Иисуса Христа . Но Ирод Антипа, который умертвил Иоанна Крестителя, так же не находит Его виновным и возвращет в белых одеждах, символически указуя на чистоту пленника.

Архиепископ Аверкий напоминает, что римляне в белые одежды обычно облачали кандидата на какую-либо должность, и Ирод тем самым хотел выразить, что он смотрит на Иисуса только как на забавного претендента на иудейский царский престол

Последняя попытка спасти Иисуса предпринимается Пилатом в виде традиционного дарования свободы пленнику по случаю большого идейского праздника Пасхи, но и она не увенчалась успехом, и возгласы "Распни Его" не умолкали.

Интересно, что толпа выбирает освободить убийцу Варавву. Вар - переводится как "сын", а Авва - "отец". И таким образом выбор происходит между Сыном Бога Отца и сыном отца, между Подателем Жизни и убийцей.

Узнав, что Иисус назвал себя Богом, Пилат окончательно решил снять с себя вину за казнь Иисуса, принародно умыв руки . Крики толпы заключали еще одно важную деталь - крича "нет у нас царя, кроме кесаря", народ тем самым отрикался от теократического начала, когда царем народа считался Бог.

Пилат же, слыша согласие толпы "Кровь Его на нас и на детях наших", придает Иисуса казни, передав воинам.

Иоанн Златоуст указывает, что самопроклятие народа совершилось спустя несколько десятков лет во время разрушения Иерусалима, когда погибали и кричавшие "Распни Его" и их дети.

Интересна дальнейшая судьба Пилата. Умыв руки он не мог снять ответственность с себя, как ему этого хотелось, так как был верховным судьей и знал, что Обвиняемый невинен. Вскоре после этого события Пилат был отправлен в ссылку в Галлию (г. Виену) и там через два года окончил свою жизнь самоубийством.

Суд Пилата . Место его официального присутствия называлось претория (от латинского претор - «наместник», «главный судья»). «Претория прикасалась к стенам ограды храма и составляла часть колоссальных сооружений башни Антония, воздвигнутой на северо-западном углу большого четвероугольника, вмещавшего в себе все священные здания. Здесь-то, в этой неприступной крепости, квартировали римская когорта и правитель области. Большая центральная башня прикрывалась с боков четырьмя другими башнями, соединенными между собой прочными сооружениями, в виде оград, окруженных глубокими рвами. Смотря на размеры этого здания, можно было подумать, что оно вмещает в себя целый город. Внутри все было устроено и приспособлено, как в крепости, и вместе с тем все было роскошно, как во дворце» .

Пройдя сравнительно небольшое расстояние, отделявшее двор Каиафы от дворца игемона, возбужденная толпа привела Узника к претории. Пилат вышел к воротам крепости, потому что первосвященникам и старейшинам входить в это утро в дом язычника не позволял обычай. На другой день был праздник Пасхи, совпавший в тот год с субботой. Как отмечалось, день у иудеев начинался с вечера (в память дней творения: «был вечер, и было утро: день один», Быт. 1, 5). Это значит, что иудейские вожди располагали только несколькими часами дневного времени. Если бы иудеи вошли в дом язычника Пилата, где были квасные хлебы, то осквернились бы, что стало бы препятствием вкушать вечером пасхального агнца. Прокуратор не мог быть в полном неведении об Узнике. По просьбе старейшин, он предоставил отряд воинов для задержания Иисуса. Но, как официальное лицо, которому предстояло совершить суд, он начал с формального акта. Пилат спросил: «В чем вы обвиняете Человека Сего?» (Ин. 18, 29). Согласно римскому судопроизводсту, «невинный, если не будет обвинен, не может быть осужден» (nocens nisi accusatus fuerit, condemnari non potest). Ответ иудеев был высокомерным. В нем слышится нескрываемая самоуверенность: «если бы Он не был злодей, мы не предали бы Его тебе» (Ин. 18, 30). Очевидно, что вожди народа хотели не суда, а только приговора: прокуратору достаточно было того, что они обвинили Узника, как злодея. Римский судья сначала отказывался выполнить требования членов и осудить Иисуса на основе голословных обвинений: «возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его» (Ин. 18, 31).

Эти слова до известной степени умерили напор иудеев: если прокуратор не вынесет приговор, то не будет и казни Иисуса, потому что еврейский суд не обладал правом приговаривать к смерти. Иудеи сказали прокуратору: «нам не позволено предавать смерти никого» (Ин. 18, 31)…

Прервем на время наш рассказ и задумаемся: что было бы, если бы Пилат, обладавший реальной властью наместника императора в Иудее, не уступил и добился бы того, на что он имел право и чего он хотел вначале: «возьмите Его вы, и по закону вашему судите Его». Народ во главе со своими старейшинами увел бы Иисуса за город и там побил бы Его камнями. Хотя это превысило бы судебные права евреев, они оправдались бы перед лицом римской власти, возведя на Иисуса какую-нибудь клевету. Теоретически такой ход событий представить возможно. Однако рассуждение это лишено смысла, ибо не оставляет место главной силе человеческой истории – Божественному Промыслу.

Как уже отмечалось, происходившие тогда в Иерусалиме события имели высший, духовный смысл. В действиях, мотивированных лишь злобой, хитростью и расчетом, мы видим точное исполнение ветхозаветных пророчеств. Прообразом распятого на кресте Искупителя был сделанный Моисеем по повелению Бога медный змей (Нехуштан), поднятый на высокий шест, взирая на которого, евреи исцелялись в пустыне (Чис. 21, 9). Но особенно сильные, изумительно конкретные и подробные предсказания, сделанные за восемь веков до страданий и крестной смерти Спасителя, содержатся в книге «ветхозаветного евангелиста» Исаии: «Он взял на Себя наши немощи и понес наши болезни; а мы думали, что Он был поражаем, наказуем и уничижен Богом. Но Он изъязвлен был за грехи наши и мучим за беззакония наши; наказание мира нашего было на Нем, и ранами Его мы исцелились <...> Он истязуем был, но страдал добровольно и не открывал уст Своих; как овца, веден был Он на заклание, и как агнец пред стригущим его безгласен, так Он не отверзал уст Своих. От уз и суда Он был взят; но род Его кто изъяснит? ибо Он отторгнут от земли живых; за преступления народа Моего претерпел казнь. Ему назначали гроб со злодеями, но Он погребен у богатого, потому что не сделал греха, и не было лжи в устах Его. Но Господу угодно было поразить Его, и Он предал Его мучению; когда же душа Его принесет жертву умилостивления, Он узрит потомство долговечное, и воля Господня благоуспешно будет исполняться рукою Его» (Ис. 53, 4–5, 7–10). Сам Иисус Христос говорил ученикам, что «предадут Его язычникам на поругание и биение и распятие» (Мф. 20, 19). Все это исполнилось после суда Пилата. Еврейские законы предусматривали четыре вида казни: побивание камнями, сожжение, усекновение главы мечом и удушение. Крест как орудие казни у евреев не использовался. Обвиняемый в богохульстве забрасывался камнями, причем право начинать эту казнь (бросить первый камень) предоставлялось свидетелям. Иисуса Христа дважды хотели побить камнями во время Его последнего пребывания в Иерусалиме, но Он отвел от Себя такую казнь. Чтобы искупить людей на Кресте, сделать Крест орудием победы над диаволом, необходимо было пройти через суд язычников, т.е. римлян. И малодушие Пилата и дышащее злобой упорство вождей иудеев Промысел использовал для осуществления высших Божественных планов ради нашего спасения, не отменяя свободы человеческой воли.

…Вернемся к событиям, происходившим перед дворцом Пилата. Политически искушенные вожди иудеев, увидев желание Пилата уйти от ответственности и не участвовать в том деле, с которым они пришли, выдвинули против Иисуса новое обвинение, имевшее чисто политический характер. Они сделали подмену и совершили еще одно юридическое нарушение: на заседании синедриона осудили на казнь по одному обвинению, а добивались утверждения приговора по другому. Первосвященники и старейшины, только что оклеветавшие Иисуса и осудившие Его за богохульство, представили теперь Его Пилату опасным для Рима преступником: «Он развращает народ наш и запрещает давать подать кесарю, называя Себя Христом Царем« (Лк. 23, 2). Сразу же заметим, что это была очевидная ложь (Мк. 12, 14–17). Сказавшие это иудеи подподали под закон о клевете. Члены синедриона хотели перевести дело из религиозной области, которая Пилата мало интересовала, в политическую. В этом был лукавый расчет людей, боящихся своего народа. Но боязнь народа перед первосвященниками была излишней: народ, не увидевший земной царской силы Христа, к этому времени уже отвернулся от Него.

Каков юридический смысл нового обвинения против Иисуса, которое ни разу не прозвучало во время ночного заседания синедриона? Первосвященники и старейшины надеялись, что Пилат осудит Иисуса за то, что Он считал Себя Царем Иудейским. Со смертью в 4 г до Р. Х. Ирода Старшего титул царя Иудеи был уничтожен. Управление перешло римскому наместнику. Реальное притязание на власть Царя Иудейского по римским законам квалифицировалось как опасное преступление. Но понятие Царь Иудейский имело два различных значения: земное (эти титулы носили исторические монархи библейской истории) и мессианский. Причина двойного значения заключалась в теократическом устройстве Израиля. Занимавший престол правитель через возлияние на его главу священного елея становился «помазанником Господним», был Его орудием в управлении народом. Подлинным же Царем оставался Сам Бог. Но опыт царствования земных правителей никогда не был совершенным, ибо имел на себе печать человеческой ограниченности и немощи. Поэтому пророки, начиная с Исаии, устремляют свой взор в будущее и в обетованном Богом Мессии видят грядущего Царя: «Ликуй от радости, дщерь Сиона, торжествуй, дщерь Иерусалима: се Царь твой грядет к тебе, праведный и спасающий, кроткий, сидящий на ослице и на молодом осле, сыне подъяремной» (Зах. 9, 9). После воскрешения Лазаря народ встречал Иисуса Мессию-Царя в Иерусалиме: «благословен грядущий во имя Господне, Царь Израилев!« (Ин. 12, 13). Люди восклицали при въезде Господа в Иерусалим: «осанна» (эллинизированная форма еврейского слова: «спаси нас, мы молим Тебя», см. Мф. 21, 9; Мк. 11, 9; Ин. 12, 13) и под ноги осляти, на котором Иисус въезжал в Иерусалим, постилали одежды. Принимая это законно принадлежащее Ему звание, Иисус отклонял желание людей поставить Его земным царем, как это было после чуда умножения хлебов: «Иисус же, узнав, что хотят придти, нечаянно взять его и сделать царем, опять удалился на гору один» (Ин. 6, 15). Невозможно представить, чтобы фарисеи и садуккеи, внимательно следившие за каждым шагом Христа, не знали об этом. Пилат спросил Христа: «Ты Царь Иудейский?» (Ин. 18, 33). Трудно сомневаться, что прокуратору Иудеи было неизвестно о торжественном входе Иисуса в Иерусалим. У него было достаточно времени понять религиозный характер событий и не опасаться происходящего. Последовавший за тем диалог подтверждает это. Иисус спросил прокуратора: «от себя ли ты говоришь это, или другие сказали тебе о Мне?» (Ин. 18, 34). Пилат ответил: «разве я Иудей? Твой народ и первосвященники предали Тебя мне; что Ты сделал?» (Ин. 18, 35). Для представителя римской империи, язычника Пилата, имевшего ясное юридическое понятие о царской власти, было очевидно, что гонимый раздраженными евреями Узник, стоявший теперь перед ним, не является царем. Словами «разве я Иудей» римский судья сказал, что спрашивает не от себя, а от лица обвинявших Иисуса иудеев. Сказанное Спасителем: «Царство Мое не от мира сего» (Ин. 18, 36) - не было попыткой судебного оправдания. Это было продолжением начавшегося на суде синедриона исповедания Себя как Сына Божия. На повторный вопрос Пилата: «итак Ты Царь?» (Ин. 18, 37) Иисус спокойно и со властью подтвердил Свое Царское звание: «ты говоришь, что Я Царь. Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего» (Ин. 18, 37). Прокуратор сказал Иисусу: «что есть истина?» (Ин. 18, 38). Слова эти не содержали никакого вопроса. Это была реплика неверующего, скептически настроенного человека. Пилата не интересовал ответ. Он вышел и сказал первосвященникам и народу: «я не нахожу никакой вины в этом человеке» (Лк. 23, 4). Но иудеи не собирались уступать. Они вновь попытались представить прокуратору проповедь Спасителя политически опасной: «Он возмущает народ, уча по всей Иудее, начиная от Галилеи до сего места» (Лк. 23, 5). При упоминании о той области, которая была в то время под властью тетрарха Ирода Антипы, Пилат сделал еще одну попытку уклониться от своих судебных обязанностей. Он принял неожиданное решение отправить Узника на суд Ирода, надеясь, что приговор вынесет Ирод.

Ирод Антипа, второй сын Ирода Старшего от самарянки Малфаки, воспитанный в Риме, став по смерти отца (4 г. до Р. Х.) властителем Галилеи и Переи, своей политикой старался угодить императорам. Укрепив пограничную крепость Беф-Хоран, он назвал ее именем жены Августа Ливиадой. После смерти императора Августа Ирод Антипа переименовал этот же город в честь жены нового монарха Тиберия и назвал Юлиадой. Построив на берегу Геннисаретского озера новую столицу, он дал ей имя римского императора, назвав Тивериадой. Часто проповедуя в городах и весях близ Галилейского моря, Спаситель никогда не входил в Тивериаду. Когда Иисус Христос учил в Перее, к Нему пришли фарисеи и сказали: «выйди и удались отсюда, ибо Ирод хочет убить Тебя» (Лк. 13, 31). Из ответа Спасителя можно заключить, что тетрарх не хотел, чтобы в его областях находился Иисус, и послал к Нему фарисеев. Поэтому Иисус назвал Ирода «лисицей» (Лк. 13, 32). Расслабленный греховной похотью Ирод Антипа вступил в прелюбодейный брак с Иродиадой, дочерью своего сводного брата Аристовула (женой своего родного брата Филиппа). Обличавшего его в этом грехе великого Пророка и Предтечу Иоанна Ирод Антипа заключил в крепость Махерон близ Мертвого моря. В разгар пиршеских удовольствий подстрекаемый Иродиадою Ирод предал смерти святого Крестителя Господня.

Закон обязывал иудеев, достигших 12 лет, в великие праздники посещать Иерусалим. Идумеянин Ирод Антипа (как правитель израильских областей Галилеи и Переи) не мог не быть во дни Пасхи в столице, где он жил во дворце Асмонеев, который был рядом с преторией. Как тетрарх, он обладал судебной властью и мог справедливо решить участь Узника, Которого доставили во дворец в сопровождении иудейских вождей. Но греховная жизнь, как кислота, разъедает нравственную ткань души и делает человека неспособным совершать добрые поступки. Все происходившее во дворце Ирода мало напоминало суд. Лучшие правители Израиля за долгую его историю воспринимали власть как послушание Богу, чувствуя великую ответственность судить и защищать людей. Святой Давид молится за своего сына, наследника царского престола: «Боже, суд Твой цареви даждь, и правду Твою сыну цареву: судити людем Твоим в правде, и нищим Твоим в суде. Да восприимут горы мир людем, и холми правду. Судит нищим людским, и спасет сыны убогих и смирит клеветника» (Пс. 71, 1–4). Перед Иродом стоял во всей Своей красоте кроткий и таинственный Узник, Которого он однажды принял за воскресшего из мертвых Иоанна Крестителя (Мк. 6, 14, 16). Рядом находились первосвященники и книжники и «усильно обвиняли Его» (Лк. 23, 10). Но Ирод к этому не проявил ни малейшего интереса. Он был снедаем праздным любопытством и хотел увидеть какое-нибудь чудо. Тетрарх предлагал Узнику многие вопросы, но Иисус ничего ему не отвечал.

Эта пародия на суд закончилась уничижением Узника и надсмеянием над Ним. Четвертовластник одел Иисуса в белую одежду и отослал Его обратно к Пилату. «В белую (светлую) одежду, - пишет архиепископ Аверкий (Таушев), - облекались у римлян кандидаты на какую-нибудь начальственную или почетную должность (само слово «кандидат» происходит от латинского «кандидус», что значит «белый», «светлый»).

Одев в такую одежду Господа, Ирод тем самым хотел показать, что он смотрит на Иисуса только как на забавного претендента на иудейский престол и не считает Его серьезным и опасным преступником. Так понял и Пилат. Ссылаясь на то, что и Ирод не нашел в Иисусе ничего достойного смерти, Пилат предлагает первосвященникам, книжникам и народу, наказав, отпустить Его» .

Понтий Пилат не добился желаемого. Узника вновь привели к нему. Но теперь позиции игемона упрочились. В споре с вождями иудеев он теперь мог сослаться на правителя Галилеи: «я посылал Его к нему; и ничего не найдено в Нем достойного смерти» (Лк. 23, 15). Прокуратор с определенной решительностью сказал иудейским судьям: «вы привели ко мне человека сего, как развращающего народ; и вот, я при вас исследовал и не нашел человека сего виновным ни в чем том, в чем вы обвиняете Его» (Лк. 23, 14). Пилат прибавил: «итак, наказав Его, отпущу» (Лк. 23, 16). Изучающий с юридичеких позиций описываемые события не может не обратить внимание на приведенные выше слова. Согласно римскому и древнееврейскому праву невиновный человек не мог быть наказан. Это было бы правовым нарушением. Прокуратор не нашел никакой вины. Наказать он хотел Узника для удовлетворения злобы собравшихся иудеев. Дело, казалось, было исчерпанным. Римский судья предложил решение, которое позволило бы не только соблюсти римские законы, но и пощадить самолюбие иудейских вождей. Он хотел воспользоваться существовавшим в Палестине обычаем: на праздник Пасхи правитель отпускал одного преступника. Несомненно, прокуратор был свободен определить лицо, которое могло подпасть под этот обычай, но он проявил малодушие. Легко было понять, какой выбор сделают иудеи, которых спросил Пилат. Удивляет та легкость, с какой высокопоставленный представитель страны, выработавшей классическую систему права, сошел с юридической почвы. Римское право знало такую форму, как плебисцит (голосование «плебса» - простого народа), но не допускало никаких элементов охлократии (от греч. охлос - «толпа», кратия - «власть»). Римский судья не имел никакого юридического права решение вопроса о жизни или смерти человека предоставлять возбужденной толпе. Прокуратор предложил толпе сделать выбор: «кого хотите, чтобы я отпустил вам: Варавву, или Иисуса, называемого Христом?» (Мф. 27, 17). Упомянутый Пилатом Варавва (евр.: Вар - «сын», авва - «отец», «сын отца») был известный узник (Мф. 27, 16), разбойник (Ин. 18, 40). Он вместе с сообщниками произвел мятеж и совершил убийство (Мк. 15, 7; Лк. 23, 19). Любой человек, имеющий здоровое моральное сознание, должен был питать отвращение к любому преступлению, совершенному дерзкой рукой. Но злоба ослепляет людей. Прокуратор предоставил толпе выбрать того, кому даровалась свобода. Святитель Иоанн Златоуст объясняет это малодушием: «Слабость была причиною того, что он уступил <… > Он не имел мужества, был слаб, архиереи же были злобны и лукавы» .

Всматриваясь в действия Пилата, видим явное неразумие, которое часто наблюдается в людях слабохарактерных. Он хотел воспользоваться упомянутым выше обычаем, чтобы осуждением невинного Узника не отяготить свою совесть. Казалось, ему ничто не мешало помиловать Иисуса Христа по случаю праздника. Ситуация принципиально меняется, когда собравшимся у претории предлагается выбор. Толпа при всем ее удручающем однообразии всегда бывает лишена внутреннего единства. В то беспокойное утро в темнице Иерусалима сидело несколько разбойников (по крайней мере, трое: Варавва и двое позднее распятых на Голгофе). Если бы игемон сразу же объявил, что отпускает Иисуса Христа, то недовольная этим толпа разделилась бы. Но прокуратор поступает иначе: не находя никакой вины Узника, обращается к народу с вопросом, кого отпустить по случаю праздника. Вопрос этот лишь усиливал ярость народа. Можно себе представить степень озлобления этих людей, если вспомнить, что это был канун самого торжественного праздника евреев Пасхи, когда принято было находиться дома и готовиться к этому великому для них дню. Нужно помнить также, что в эти дни иудеи не имели права совершать казнь. О крайнем озлоблении свидетельствует и стремление саддукеев и фарисеев предать ненавидимого ими Проповедника особо позорной смерти, каковой считалось распятие. Во время своих терзаний, теснимый, с одной стороны, совестью, а с другой, малодушием, Пилат получил письмо от жены: «не делай ничего Праведнику Тому» (Мф. 27, 19). Предание сохранило ее имя: Клавдия Прокла (Прокула). Она стала христианкой, приняла святое мученичество, имя ее мы встречаем в списках святых (память 27 октября) .

Слова ее письма, приведенные евангелистом Матфеем («я ныне во сне много пострадала за Него», Мф. 27, 19), могут быть поняты как предсказание ее мученической кончины. Пилат вновь спросил собравшихся у претории иудеев: «кого из двух хотите, чтобы я отпустил вам?» (Мф. 27, 21) Растерянность игемона нарастает. Он лишается способности поступать разумно. Отпустив Варавву и удержав в узах Обвиняемого, Пилат мог бы окончательное решение принять после праздничных дней, когда бы улеглось волнение. Перед лицом озлобленного народа, все больше уступая ему свою власть, Пилат беспомощно спрашивает толпу: «что же я сделаю Иисусу, называемому Христом?» (Мф. 27, 22). В ответ на это впервые прозвучали слова: «да будет распят» (Мф. 27, 22). Народ, который несколько дней назад встречал Иисуса пальмовыми ветвями и постилал на Его пути одежды, подсказал римскому судье самую жестокую и мучительную казнь.

Прежде чем окончательно уступить иудеям, игемон приказал подвергнуть Узника бичеванию. Биение осужденного совершалось обычно перед самой казнью. Но прокуратор, как свидетельствует святой апостол Иоанн Богослов, повелел это сделать воинам еще до приговора. Бичевание, которому Христос подвергся у Пилата, можно объяснить желанием прокуратора унять страсти иудеев и угодить им.

По закону иудеев не разрешалось наносить подсудимому более 40 ударов. Чтобы не ошибиться в счете, наносили сорок ударов без одного (2 Кор. 11, 24). В Риме, где бичевание применялось в основном к рабам, такого ограничения не было. Удары наносились тройными бичами, на концах которых были свинцовые шипы или кости. Спаситель мира во дворе претории подвергся изощренному мучительству. «Даже спустя две тысячи лет невозможно смотреть на раны без содрогания. Мы становимся свидетелями ужасающего истязания: Туринская плащаница заговорила вновь. Безвинный Страдалец испещрен многочисленными повреждениями, сделанными кнутами. В центре удара рана темнее, здесь травмы глубже и крови больше. По краям пятна светлее. Там долго текла сукровица, потому что раны раздражались одеждой и медленно сохли. Страшными разрывами усыпана вся спина, поясница и ниже. Его тело усеяно многочисленными следами жестокого бичевания - 98 ударов плетью! Избивали с большой силой от плеч до ног за исключением зоны сердца, потому что удары в этой области могут быть смертельны… На плащанице проступают следы 59 ударов бича с тремя концами, 18 - с двумя концами и 21 - с одним концом. При ближайшем рассмотрении следы ударов имеют вид «закрытых колокольчиков» - каждый ушиб с рваной раной приблизительно 3,7 см в длину… Страшны обстоятельства бичевания, все подробности, все детали… На предплечье раны особенно выразительны, потому что лежат горизонтально на руках скрещенных спереди. Его понудили согнуться и продели кисти в кольцо… Перед глазами встает картина зверского преступления. Полуобнаженные, потные мучители подобны хищным зверям, раздирающим жертву. Свист ремней, глухие удары, брызги драгоценной крови… Осужденного избивают два палача, один из которых ниже ростом, чем другой. Оба стоят сначала позади, потом впереди жертвы и орудуют бичами круговым движением с плеча» .

На главу Иисуса надели сплетенный из терна венец, шипы которого изъязвляли голову Узнику. Особенно болезненно впивались иглы, когда воины били Его тростью по голове. С этим соединялись моральные страдания. Воины глумились и надругались над Тем, Кто вмещал в Себе полноту любви ко всем людям и даже к этим, ослепленным грехом истязателям, не ведавшим, что творят. Окровавленного Христа в терновом венце и багрянице Пилат вывел к иудеям и сказал, что не находит в Нем никакой вины. «Се, Человек!» (Ин. 19, 5), - произнес прокуратор. В этих словах игемона видится желание вызвать у иудеев сострадание к Узнику и отвести от Него смерть. Возможно, он хотел сказать: «Этот беспомощный Человек не похож на царя и не представляет угрозы кесарю». Но как нередко бывает, люди, соучаствующие в великих священных событиях, несмотря на всю свою слабость и немощь, становятся орудиями Божественного Промысла и выражают сокровенные истины, не ведая того. Слова «се, Человек!», сказанные римским судьей в момент искупительных страданий Иисуса, могут быть поняты в сопоставлении со стихами 21-го мессианского псалма. В нем святой пророк Давид пророчески от лица претерпевающего муки Спасителя молится Богу Отцу: «К Тебе воззваша, и спасошася, на Тя уповаша и не постыдешася. Аз же есмь червь, а не человек, поношение человеков и уничижение людей» (Пс. 21, 5-6).

Сказанное Пилатом не изменило течения событий. Напротив, упорное желание иудеев погубить ненавистного им Проповедника нарастало. Когда же увидели Его первосвященники и служители то закричали: «распни, распни Его!» (Ин. 19, 6). Они понимали, что обретают над Пилатом полную власть. Уже не было и следа от сознания своей зависимости от покорившей их римской власти («нам не позволено предавать смерти никого», Ин. 18, 31). Теперь уже от их требований веет не только злобой, но и уверенностью: «мы имеем закон, и по закону нашему Он должен умереть, потому что сделал Себя Сыном Божиим» (Ин. 19, 7). Евангелист Иоанн Богослов, с впечатляющими подробностями описывающий последние минуты этого единственного в мировой истории суда, дает возможность увидеть усиливающийся болезненный конфликт в душе римского судьи: чем больше первосвященники и старейшины, поддержанные возбужденным народом, обретали власть над ним, тем очевидней становилась для него невиновность таинственного Узника. Он уже не спрашивает: «что Ты сделал?» (Ин. 18, 35), а интересуется: «откуда Ты?» (Ин. 19, 9). Вопрос этот не был процессуально-протокольным. Игемон хорошо знал, что Иисус из Галилеи. Можно быть уверенным, что и другие необходимые сведения, предусмотренные римским судопроизводством, он уже имел. Вопрос «откуда Ты?» Пилат задал после услышанных от иудеев слов: «сделал Себя Сыном Божиим». Евангелист прибавляет: «Пилат, услышав это слово, больше убоялся» (Ин. 19, 8). Молчание Иисуса вызвало раздражение прокуратора: «мне ли не отвечаешь? не знаешь ли, что я имею власть распять Тебя и власть имею отпустить Тебя?» (Ин. 19, 10). С юридической точки зрения, Пилату мог быть дан законный ответ, если имеешь власть отпустить, почему не сделал это, признавшись, что не находишь в Нем никакой вины? Но ответ Иисуса возвышается над земным видением происходящих событий. Он показал Пилату, что знает волю Божию: «ты не имел бы надо Мною никакой власти, если бы не было дано тебе свыше» (Ин. 19, 11). В спокойных словах Спасителя была заключена власть Судии, Которому ведома мера греха каждого, кто участвует в происходящем беззаконии.

Сомнения и колебания прокуратора, казалось, закончились. «С этого времени Пилат искал отпустить Его» (Ин. 19, 12). Тогда иудеи прибегли к самому крайнему и сильному средству - угрозе: «если отпустишь Его, ты не друг кесарю» (Ин. 19, 12). В этих словах слышалось обвинение Пилату в измене императору. Этот шаг обнаруживает политическую опытность иудейских вождей. Кесарь Тиберий был человеком недоверчивым и принимал доносы. Что касается пятого прокуратора Иудеи и Самарии, то для иудеев он был личностью весьма уязвимой. Так, когда он приказал установить во дворце Ирода позолоченные щиты, ревнители отечественных устоев пригрозили отправить посольство с протестом в Рим к Тиберию.

Филон Александрийский, современник этих событий, пишет, что Понтий Пилат «боялся, что посольство раскроет в Риме все его преступления, продажность его приговоров, его хищничество, разорение им целых семейств и всех совершенных им постыдных дел, многочисленных казней лиц, не осужденных никаким судом, и прочих жестокостей всякого рода» .

Слова иудеев, обвинявших Пилата в нелояльности кесарю, прекратили все усилия прокуратора отпустить Иисуса. Он принял решение осудить на жестокую казнь невинного Человека, тем самым грубо нарушив и римские законы. Несчастье его было в том, что он послал на позорную смерть Узника в тот момент, когда уже увидел в Нем не только невинно обвиняемого, но и Праведника (Мф. 27, 24).

Предав Иисуса на распятие, Пилат потребовал воды и совершил обряд, хорошо известный из древнееврейской истории. Когда обнаруживали тело убитого в поле, то выходили старейшины и судьи и измеряли расстояние до городов, расположенных вокруг этого места. Старейшины города, который оказывался ближайшим, брали телицу, не носившую еще ярма, отводили ее в невозделанную долину и закалывали там. В присутствии священников они омывали руки свои над головою телицы и произносили слова о своей невиновности в пролитии крови (Втор. 21, 1-6). В ответ на слова Пилата о невиновности в крови Праведника Сего (Мф. 27, 24) народ принял всю ответственность на себя: «кровь Его на нас и на детях наших» (Мф. 27, 25). По представлениям евреев, попрание правды - осуждение невинного - было тяжким оскорблением Бога, требовавшим искупления общими бедствиями. Убиение Мессии должно было вызвать страшные и непоправимые потрясения, предсказанные пророком Даниилом. Пророчество сбылось в 70 году, когда римские легионы Тита до основания разрушили Иерусалим. «Войска не имели уже кого убивать и грабить, - пишет Иосиф Флавий. - Ожесточение не находило уже предмета мести, так как все было истреблено беспощадно. Тогда Тит приказал весь город и храм сравнять с землей… стены города разрушители так сравняли с поверхностью земли, что посетитель едва ли мог признать, что эти места некогда были обитаемы» (Иудейская война, 7. 1, 1).

Что же стало с судьями?

Имена Анны и Каиафы в Священном Писании последний раз упоминаются в книге Деяний святых апостолов (Деян. 4, 6). Вскоре после сошествия на апостолов Святаго Духа в праздник Пятидесятницы апостолы Петр и Иоанн, идя в храм, встретили хромого от рождения, которого апостол Петр исцелил именем Иисуса. Дивное чудо вызвало сильное возбуждение в народе. По проповеди апостолов Петра и Иоанна о распятом и воскресшем Иисусе Христе, уверовало около пяти тысяч людей (Деян. 4, 4). Взятые под стражу апостолы были приведены на другой день в синедрион и поставлены перед Анной, Каиафой и другими начальниками, старейшинами и книжниками. С той же слепотой и упорным противлением истине, как в ту великую ночь, когда был осужден Спаситель мира, они допрашивали Петра и Иоанна, рядом с которыми стоял исцеленный и свидетельствовал о совершившемся чуде. Боясь народа, члены синедриона, пригрозив апостолам, отпустили их.

Иосиф Каиафа в 36 году по Р.Х. был смещен римским наместником в Сирии Луцием Вителлием (Иосиф Флавий. Иудейские древности. 18, 4, 3). Престарелый Анна, по-видимому, раньше других членов синедриона, закончил свою земную жизнь и предстал перед судом Иисуса, Которому Отец вверил Суд. Участь тетрарха Ирода Антипы после суда над Иисусом Христом сложилась печально уже здесь на земле. После смерти императора Тиберия (37 г. по Р. Х.), новый кесарь Гай Калигула поставил племянника Антипы Ирода Агриппу над областями Филиппа (который умер в 34 г. по Р. Х.) и дал ему царский титул. Это вызвало у Иродиады зависть. Она подтолкнула Антипу на шаг, который оказался для него гибельным. Тетрарх с женой отправился в Рим домогаться короны. Агриппа I в то же время отправил в столицу империи своего вольноотпущенника Фортуната к Калигуле с письмом, в котором утверждал, что Антипа заготовил оружие для 70 тыс. воинов и вступил в тайный союз с парфянами. Спрошенный кесарем Антипа признался, что приобрел большое количество оружия. Калигула, лишив его тетрархии и имений, отправил его в 39 г. по Р.Х. в Галлию (г. Лион). Дион Кассий (Римская история, LXI, 8) говорит, что император Калигула предал низложенного четвертовластника смерти. «Но смерть Антипы вообще окружена некоторой темнотой. Иосиф Флавий в одном месте говорит, что он умер в изгнанничестве в Испании, а в другом - что он умер в Лугдунуме в Галии, что можно считать более вероятным» .

Понтий Пилат сначала подвергся суду своей совести. О воскресении отданного им на распятие Узника стало известно в Иерусалиме. Иосиф Флавий писал: «Около этого времени жил Иисус, человек мудрый, если Его вообще можно назвать человеком. Он творил удивительные дела и учил людей, с удовольствием принимавших истину. Он привлек к Себе многих иудеев и многих эллинов. Это был Христос. По доносу первых у нас людей Пилат осудил Его на распятие, но те, кто с самого начала возлюбили Его, оказались Ему верны. На третий день Он явился им живой. Пророки Божии предрекли это и множество других Его чудес. И поныне еще существуют так называемые христиане, именующие себя таким образом по Его имени» (Иудейские древности. XVIII, 3, 63). Это место считали подлинным древние христианские писатели: Евсевий Памфил («Церковная история», 1. 11), святой Иероним и др. Сомнение в подлинности приведенного рассказа Иосифа Флавия появилось у критиков-рационалистов XIX в. При этом никаких текстологических открытий сделано не было. Возражение было психологического характера: так об Иисусе, по их мнению, не мог написать историк-иудей. Этот аргумент, построенный на крайне сомнительной логической основе, не имеет никакой научной значимости. Уместно спросить представителей скептической школы: как мог персидский царь-язычник Кир издать указ, который начинается словами: «все царства земли дал мне Господь Бог Небесный, и Он повелел мне построить Ему дом в Иерусалиме, что в Иудее» (1 Езд. 1, 2). Можно и в других канонических книгах Священного Писания найти подобные места.

В Римской империи существовал обычай, по которому областные правители должны были сообщать императору обо всех важных событиях, происходивших в провинции. Есть древнее предание, записанное ранними христианскими писателями (см. Тертуллиан. Апология. 21), что Понтий Пилат «сообщил императору Тиберию, что по всей Палестине идет молва о Воскресении Спасителя нашего, Иисуса, что ему известны и другие Его чудеса и что в Него, воскресшего из мертвых, многие уже уверовали как в Бога. Тиберий, говорят, доложил об этом сенату, но сенат отверг это известие под тем предлогом, что он не занимался предварительно его рассмотрением <…> Хотя римский сенат и отверг известие о Спасителе нашем, но Тиберий сохранил свое прежнее мнение и не замышлял против Христова учения ничего несообразного» (Евсевий Памфил. Церковная история. II, 2. 1–2). Прокуратор Иудеи ограничился сообщением в столицу империи о Иисусе Христе, в Которого не уверовал как в Бога и не стал, подобно своей жене Клавдии Прокуле, христианином. Он остался тем же правителем, которого не любили и боялись в Палестине. Конец его был печален. Когда некий самарянин собрал у горы Гаризим вооруженную толпу и стал утверждать, что знает место, где спрятаны золотые сосуды Моисея, Пилат послал войско, которое напало на самарян, расположившихся в селении Тирафана. Одни были убиты на месте, другие казнены. Римский наместник в Сирии Луций Вителлий, получив от самарян жалобу, послал в Иудею Марцелла и передал ему власть в конце 36 года по Р.Х.. Пилату же приказал ехать в Рим. До прибытия туда бывшего игемона умер кесарь Тиберий (16 марта 37 г.). Новый император Гай Калигула сослал Пилата в г. Виенну в Галлии, где он покончил с собой.

Когда мы всматриваемся в обстоятельства, при которых происходило наше искупление, мы видим как бы два ряда событий разной природы. С одной стороны, течет мирская жизнь, действует человеческий расчет и кипят страсти. Люди, движимые своими интересами, стремятся следовать своей воле, поступают в меру своей греховности или праведности. С другой стороны, через внешнюю цепочку фактов обнаруживается всесильное действие Божественного Промысла. Можно лишь удивляться тому, как, не изменяя порядка реальной исторической жизни, оставляя место человеческой воле, Господь направил события по пути точного исполнения всех пророчеств, которые были сделаны еще в древнебиблейские времена. Сбылись пророчества Моисея, Давида, Исаии, Иезекииля, Даниила, Михея и других. Сбылись и собственные предсказания Иисуса Христа о Себе. Поведение Подсудимого многим читающим Евангелие с культурно-исторической точки зрения представляется не во всем ясным. И мы не поймем ни ответов Спасителя, ни Его молчания, пока не начнем читать Евангелие как благовествование о нашем спасении. Только тогда станет ясно, что перед нами необычный суд, в котором Обвиняемый главную цель видит в Своем оправдании. Восприняв не только нашу плоть, но и человеческие немощи, кроме греха, Сын Божий молил Отца в Гефсиманском саду пронести мимо Него чашу страданий, если на то будет Его святая воля. Будучи совершенным Богочеловеком, Он творил во всем волю Отца. На суде Он вел Себя не как человек, пусть даже пророк и праведник, а как Спаситель, пришедший в мир искупить нас вольным страданием. Молчание Его на суде - это безмолвие Агнца Божия, принесенного в жертву за наши грехи. Об этом пророчествовал Исаия: «От уз и суда Он был взят; но род Его кто изъяснит? ибо Он отторгнут от земли живых; за преступления народа Моего претерпел казнь. Ему назначали гроб со злодеями, но Он погребен у богатого, потому что не сделал греха, и не было лжи в устах Его. Но Господу угодно было поразить Его, и Он предал Его мучению; когда же душа Его принесет жертву умилостивления, Он узрит потомство долговечное, и воля Господня благоуспешно будет исполняться рукою Его. На подвиг души Своей Он будет смотреть с довольством; чрез познание Его Он, Праведник, Раб Мой, оправдает многих и грехи их на Себе понесет» (Ис. 53, 8–11). При чтении этих строк трудно избавиться от ощущения, что писал это не пророк, живший в VIII веке до Р.Х., а один из апостолов-очевидцев. Необычное поведение Подсудимого, не стремившегося оправдаться, заметил и Пилат, но понять Его не смог.

Суд над Иисусом закончился, когда Пилат предал Христа на распятие. Для правоведа область исследований оказалась исчерпанной. Дальнейшее на юридическом языке называется «исполнением приговора». Но для богослова, видящего в этих событиях высший духовный смысл, путь Божественного Узника к месту казни, Его крестные страдания, смерть и Воскресение являются центральными событиями не только всей земной жизни Иисуса Христа, но и всемирной истории.

Путь Спасителя к Голгофе начался в претории. Измученного и окровавленного Христа свели по лестнице дворца. Ступени эти, которых касались ноги Божественного Страдальца, стали благоговейно почитаемой христианами святыней. Часть этой лестницы (из 28 ступеней) (La santa Scala) была позднее перенесена в Рим и помещена в церкви св. мученика архидиакона Лаврентия (память 10/23 августа). Лестница, на которую капала Кровь Спасителя, сверху покрыта деревянными ступенями, но в тех местах, где сохранилась кровь Иисуса Христа, устроены застекленные круглые отверстия. Люди с особым благоговением целуют их. По святой лестнице люди поднимаются только на коленях.

Шествие от дворца до места казни священные писатели описывают кратко. Апостол и евангелист Иоанн Богослов, который был неотлучно со своим Учителем, свидетельствует, что Иисус нес крест: «И, неся крест Свой, Он вышел на место, называемое Лобное, по-еврейски Голгофа» (Ин. 19, 17). У евангелистов-синоптиков говорится о возложении креста на киринеянина, по имени Симон. По-видимому, это сделали воины при восхождении на гору, что можно косвенно заключить из четвертого Евангелия. Повествования всех четырех евангелистов вполне согласуются. По мнению блаженного Августина, «до восхождения на Голгофу Иисус Сам нес крест Свой; Симон же, как вспоминают предыдущие три (евангелиста), был принужден к этому уже в пути, при поднятии (креста) на (лобное) место. Таким образом, первую половину пути описал Иоанн, а вторую - остальные» .

Апостол Иоанн Богослов в повествовании о священных событиях стремится восполнить синоптиков и не повторять известное, если это не нарушает целостности повествования. Слова Спасителя «кто не несет креста своего и идет за Мною, не может быть Моим учеником» (Лк. 14, 27) содержат духовный, а не буквальный смысл. Но духовный смысл стал возможен только потому, что Подвигоположник нашей веры однажды, взяв на Себя грехи всего мира, понес реальный Крест к месту Своей искупительной смерти. Поэтому нам дорого сообщение любимого ученика Иисуса о том, что Божественный Крестоносец до Голгофы нес Крест Сам. Рассказы трех первых евангелистов о возложении в конце пути Креста на Симона Киринеянина не опровергают вышесказанного, а лишь подтверждает историчность евангельского повествования.

О Симоне Киринеянине мы знаем очень мало. По-видимому, он принадлежал к еврейской общине (на еврейское происхождение указывает имя) ливийского города Киринеи. В праздники иудеи, жившие в рассеянии, обязаны были приходить в Иерусалим. Так было в день Пятидесятницы, когда на апостолов сошел Святый Дух. Среди «людей набожных, из всякого народа под небом», изумлявшихся, что галилеяне, ученики Иисуса, говорят и на их наречии, были и прибывшие из Египта и тех частей Ливии, которые прилежали Киринее (Деян. 2, 5–10). Проживание за пределами Палестины объясняет, вероятно, и имена сыновей Симона: Александр (греческое) и Руф (римское). Некоторые исследователи считают Симона рабом. По их мнению, свободного человека нельзя было заставить нести тяжелый крест - орудие позорной казни.

Чтобы понять смысл евангельского рассказа о возложении креста на Симона Киринеянина, необходимо с историко-исследовательской точки зрения подняться на уровень духовного видения этих судьбоносных событий. Симон Киринеянин, несомненно, был последователем Христа. По Божественному Промыслу, проявлявшемуся во всех обстоятельствах искупительного дела Спасителя, Его крест не мог нести случайный человек. Божественный Учитель говорил о необходимости для спасения отвергнуться себя и нести крест. Это одна из христианских заповедей. Мысль о спасительном несении креста проходит через всю святоотеческую литературу и творения подвижников благочестия. И Симон Киринеянин был первым, кто в буквальном смысле взял Крест Христов на себя.

Память христиан благоговейно указывает место, где Матерь Божия увидела Сына, шедшего на Голгофу. Встреча эта произошла в той части пути, на которой Он нес крест Сам. На повороте улицы, поднимавшейся в гору, Спаситель изнемог и упал под тяжестью Креста. Исследования следов крови на Туринской плащанице показывают, что ведомый на казнь Узник падал неоднократно: кровь на носу, колене и нижней части ног смешана с пылью .

Предание дополняет, что «Пресвятая Дева при начале крестного шествия Христа обратилась к Пилату с молением о пощаде Сына, но, получив отказ, поспешила догнать печальное шествие ближайшею дорогою, и, следуя через узкий переулок, сзади дворца Пилата, встретилась на этом месте с Божественным Крестоносцем и с замиранием сердца увидела Его страдания. Недалеко от того места дорога поворачивает вправо, еще на большую крутизну. Здесь снова Спаситель изнемог; но встреченный Симон Киринейский удостоился разделить Его тяжелую ношу, возложенную на Него человечеством» .

Место казни находилось недалеко от города (Ин. 19, 20), вне врат (Евр. 13, 12), у северо-западной стены Иерусалима. Предстояло взойти на невысокий холм, ставший самой известной горой из всех великих и малых возвышенностей мира. Ее греческое название Голгофа происходит от еврейского Гулголет (череп), поскольку ее круглая форма придавала ей сходство с верхней частью головы.

Спасителю мира, поднявшемуся на Голгофу, еще предстояло взойти на Крест. Иисуса ожидали самые мучительные часы. Совершенный Человек, не имевший и тени греха, становился Жертвой за падший человеческий род. Умерщвление человека на кресте было одним из самых жестоких изобретений языческого мира, не видевшего в человеке образа Божия и ставившего его нередко ниже бессловесной твари, которой тот мир поклонялся. Римляне, заимствовашие эту изощренно-мучительную казнь у карфагенян, не применяли ее к своим гражданам, а только к рабам и инородцам. Распятый в течение многих часов испытывал нарастающую острую боль в запястьях и ступнях, пронзенных гвоздями, на которых висело тело .

Напряженное состояние тела распинаемого усиливало мучения, причиняемые многочисленными кровоточащими язвами, покрывшими спину и грудь после бичевания. Неестественное положение грудной клетки вызывало удушье. Казнимого мучила жажда. В соответствии с существовавшим обычаем, ему давали смесь вина со смирной. Она одурманивала и притупляла сознание. Спаситель, желая в полном сознании совершить Свой крестный подвиг и испить Чашу страданий до конца, от напитка отказался (Мк. 15, 23). Он в эти предсмертные часы, перенося тягчайшие муки и не думая о Себе, усыновил Своей Матери любимого ученика («Жено! се, сын Твой», Ин. 19, 26–27), обещал рай благоразумному разбойнику, совершившему подвиг веры и увидевшему в Распятом на кресте Господа, Которого молил помянуть его в Своем Царствии. Он простил распявших и хуливших Его, являя к ним любовь, молился о них: «Отче, прости им, ибо не знают, что делают» (Лк. 23, 34).

Евангелисты не сообщают нам о форме креста Спасителя. Римляне использовали кресты нескольких видов: в форме греческой буквы «тау» (T), латинской - «икс» (X) (такой крест получил название «андреевского»), и четырехконечный. «Крест, на котором умер Спаситель, по господствующему в Церкви преданию, был четырехконечный - crux immisa или capitata» .

Историчность именно этой формы Креста подтверждена обретением святой равноапостольной Еленой в 326 г. Голгофского Креста и двукратным явлением крестного знамения на небе: в 312 г, в полдень, святому Константину Великому перед сражением с Максентием и в 351 г. в небе над Иерусалимом. Святитель Кирилл Иерусалимский описал видение в послании к царю Констанцию: «В сии святые дни святой Пятидесятницы, в ноны мая (т. е. 7 мая), около третьего часа явился на небе весьма великий крест, составившийся из света над святой Голгофою и протяженный до святой горы Елеонской. Не один или только двое видели его; напротив того, весьма явственно виден он был всему народонаселению города. И не скоро, как подумал бы иной, миновалось сие видение, но в продолжение многих часов крест очевидным образом зрим был над землею, молниеносным сиянием превзошедши лучи солнечные» . Святитель Кирилл не описывает форму виденного креста, но совпадение его с видом креста, изображение которого в середине VI в. стало употребляться в Церкви, очевидно. Именно четырехконечный крест заключает в себе символику победы Христа над силами зла: вертикальная линия соединяет небо и землю, а горизонтальная - все концы земли. «И когда Я вознесен буду от земли, всех привлеку к Себе. Сие говорил Он, давая разуметь, какою смертию Он умрет» (Ин. 12, 32–33).

Согласно церковному преданию, Крест Спасителя был трехсоставен. Он состоял из трех пород дерева: кипариса, певга (сосна или ель) и кедра. Прообразовательное указание на это содержится в книге святого пророка Исаии (Ис. 60, 13). «Евангелисты не сообщают подробностей о том, как совершилось распятие Христа, ограничиваясь только сообщениями, что Он был распят. Отсюда можно заключить, что Он был распят обычным способом, каким производилась эта самая страшная из всех казней. Крест был не так высок, как пишут его живописцы. Он обыкновенно возвышался над землей на одиннадцать футов и редко на двенадцать. Ноги распятого были не выше четырех футов от земли. Неизвестно, прибиты ли были ко кресту руки и ноги Спасителя раньше или после того, как крест водрузили в землю. При распятиях было то и другое. В первом случае распинаемый привязывался к кресту, затем, или с земли, или, может быть, с подставки или лестницы ему прибивали руки и ноги. Во втором случае крест клался на землю, распростирали на нем распинаемого и, может быть, привязанные, прикрепляли гвоздями ко кресту его руки и ноги, после чего веревки снимались. Этот последний вид казни был страшнее, чем первый, потому что при подъеме и водружении креста в землю все тело сотрясалось и от этого происходили самые невыносимые, самые страшные боли…» .

Эти подробности вольных страданий Иисуса ради нашего спасения открывают нам не только непостижимую человеческому сознанию меру любви, но и долготерпение Того, Кто мог умолить Отца Своего, чтобы Он представил Ему «более, нежели двенадцать легионов Ангелов» (Мф. 26, 53).

По обычаю, казнимого обнажали. Одежды доставались палачам. Так как Иисуса на распятие вели четыре воина, они и разделили одежды Его на четыре части. Хитон же, сотканный, по преданию, Его Матерью, был не сшитый, а весь тканый сверху (Ин. 19, 23). Чтобы не раздирать его, воины бросили жребий, и он целиком достался одному из них. Исполнилось еще одно ветхозаветное пророчество: «Яко обыдоша мя пси мнози, сонм лукавых одержаша мя, ископаша руце мои и нози мои. Исчетоша вся кости моя, тии же смотриша и презреша мя. Разделиша ризы моя себе, и о одежди моей меташа жребий» (Пс. 21, 17–19). Распинаемый умирал медленно и мучительно. Казнимый оставался жив много часов, иногда несколько дней. Иисус Христос страдал на кресте около шести часов: от третьего часа до девятого (по нашему времени - от девяти утра до трех часов пополудни). «От шестого же часа тьма была по всей земле до часа девятого» (Мф. 27, 45). Этот густой сумрак, сошедший на землю перед крестной смертью Спасителя, не мог быть затмением солнца, потому что продолжался три часа. Это явление чудесное, знамение Божие, имеющее определенный духовно-символический смысл: тьма по всей земле была видимым выражением великого и страшного события: умирал на кресте Иисус - Солнце правды, по словам церковных песнопений. «Около девятого часа возопил Иисус громким голосом: Или, Или! лама савахфани? то есть: Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27, 46). Эти слова вочеловечившегося Бога являются камнем преткновения и соблазном для рационалистического ума, для которого закрыта духовная, Божественно-промыслительная сторона всех новозаветных событий. Кто пытается увидеть в приведенных словах выражение чувства богооставленности, отрывает человеческое начало в Иисусе Христе от Божественного, забывая, что Он ни на одно мгновение не переставал быть также Богом. Предсмертные слова Спасителя, взятые из мессианского двадцать первого псалма (Пс. 21, 2), указывали на исполнение еще одного ветхозаветного пророчества. Разница лишь в том, что содержащееся в псалме древнееврейское слово азабтани (от глагола азаб - «оставлять», «покидать», «лишать помощи») Иисус заменил на тождественное по смыслу арамейское савахфани . Нужно помнить, что во времена Спасителя евреи говорили по-арамейски. Значение слов псалма («Боже, Боже мой…») святитель Афанасий Великий изъясняет прообразовательно. «Это говорит Спаситель от лица человечества и, чтобы положить конец клятве и обратить Отчее лицо к нам, просит Отца призреть, к Себе приложив нашу нужду, потому что мы были отвержены и оставлены за преступление Адама, ныне же восприяты и спасены» .

Нужно обратить внимание на то, что эти слова Иисус Христос произнес «громким голосом». Молитвенное общение с Отцом этого не требовало («Отче! благодарю Тебя, что Ты услышал Меня. Я и знал, что Ты всегда услышишь Меня; но сказал сие для народа, здесь стоящего, чтобы поверили, что Ты послал Меня» (Ин. 11, 41–42). Слова: «Боже Мой, Боже Мой! для чего Ты Меня оставил?» (Мф. 27, 46) были произнесены для народа, стоявшего на Голгофе. Этим прямым обращением к тексту 21 псалма, пророчески предызображавшему крестные страдания Мессии, Иисус с креста хотел в последний раз напомнить людям о Своем спасительном деле, на которое послал Его Отец. Преодолевая только человеческое понимание крестных мук Иисуса, важно удержаться и от другой крайности и не умалять страданий нашего Спасителя. Воплотившийся Бог испытал на кресте все мучения человеческой плоти. Страдания вочеловечившегося Господа усугублялись еще тем, что Он, хотя и принял человеческую природу, но был лишен всякого греха. Смерть же есть следствие греха. Человек был сотворен бессмертным, но смерть вошла в человеческую жизнь вместе с грехом. Для Богочеловека, свободного от греха, она была совершенно противоестественной. С этим связаны и великая скорбь Иисуса Христа в Гефсиманском саду, и Его моление о чаше. Голгофские страдания Иисуса Христа, нераздельно соединившего Свое Божество с человеческой природой, не закончились в тот вечер, когда наступила Его смерть, сопровождавшаяся великими знамениями. Согрешая и творя беззакония, люди продолжают распинать Христа. Достаточно вспомнить, при каких обстоятельствах возник на Анзерском острове Голгофо-Распятский скит Соловецкого монастыря. Там подвизался иеромонах Иов (в схиме - Иисус). В среду 18 июня 1710 года он вышел из Свято-Троицкого Анзерского скита и отправился к иеродиакону Паисию, проходившему на этом же острове подвиг пустынничества. Преподобный Иов остался у него на ночь и встал на молитву. В полночь, утрудившись, он сел и в это время увидел в келье необычный свет и в сиянии славы - Божию Матерь, а вместе с Нею преподобного Елеазара Анзерского. Царица Небесная показала на гору, у подножия которой была келья, и сказала: «Эта гора отныне называется вторая Голгофа». Когда видение закончилось, с высоты раздался другой голос: «Освяти гору Голгофу и поставь крест». Преподобный Иов вместе с учениками 29 июня 1710 года освятили гору и воздвигли на ней крест. Пророчество точно исполнилось через двести с лишним лет, когда возник Соловецкий лагерь особого назначения и место это было обильно полито кровью замученных там и священнослужителей и простых верующих людей.

Иисус Христос умер на кресте еще до исхода дня. Смерть наступила необычно рано. Этому удивился и Пилат, когда к нему явился праведный Иосиф Аримафейский просить тело Учителя для погребения. В XIX веке рационалистические критики Библии, чье одномерное сознание не способно было вместить чудо Воскресения, использовали это обстоятельство для абсурдного предположения, что Христос не умер на кресте, а был снят с него в состоянии обморока. Воинам, которые стерегли Его тело, было ясно, что Распятый умер. Лишь один из них, чтобы не оставалось сомнений, пронзил Господу грудь копьем. После удара из груди Спасителя истекли кровь и вода (Ин. 19, 34). Объяснить истечение крови нетрудно: копье, пробив правые ребра, прошло через всю грудь и пронзило сердце. Что касается воды, то до начала нашего столетия никаких убедительных объяснений не было. Туринская плащаница дала толчок для специальных исследований в этой области. Анатомы пришли к выводу, что речь идет об особой жидкости, которая скапливается в предсердечной сумке.

Понять, почему Иисус Христос пребывал на кресте не более шести часов, легко, если помнить, что во всех евангельских событиях действовал Божественный Промысл. До наступления нового дня - субботы - оставалось несколько часов. Закон строжайше запрещал в этот день какой-либо труд, в том числе и погребение умерших. Иисус Христос умер примерно за три часа до наступления субботнего покоя: за это время предстояло получить разрешение у прокуратора на снятие тела, совершить принятый у иудеев погребальный обряд и положить тело в гроб - в высеченную в скале пещеру.

Должно было исполниться пророчество Иисуса Христа о Себе, что Он будет отвержен первосвященниками, убит и в третий день воскреснет. Так и случилось. Он воскрес в третий день после Своей крестной смерти, когда наступил первый день седмицы (она заканчивалась у евреев субботой), то есть в восьмой день. В христианском богословии число «семь» символически связывается с земной жизнью (образ этот идет из Ветхого Завета: шесть дней творения и седьмой день покоя), восьмой же день связывается с жизнью будущего века. Он начнется со Второго пришествия Христа и всеобщего воскресения всех людей для Суда. Иисус Христос воскрес именно в восьмой день и тем самым дал нам образ будущего нашего воскресения.

Своим Воскресением Иисус Христос победил смерть, разрушив силу диавола. Всем, кто поверил Ему и избрал путь Его заповедей, Он открыл врата в вечную жизнь - Царствие Небесное.