Слово о Законе и Благодати

Кириллин В. М.

Памятники древнерусского церковного красноречия по их жанровой природе можно разделить на два разряда. Первый из них, - то, что называется обычно пастырской проповедью, - относят к дидактическому красноречию. Подобное ораторское творчество представлено поучениями, написанными в XI в. новгородским епископом Лукой Жидятой и игуменом Киево-Печерского монастыря Феодосием.

Совсем иное дело эпидиктическое, или торжественное красноречие. Для составления речей торжественного типа требовалось сравнительно высокая образованность, литературная культура и мастерство. Как правило, идейная целеустановка таких речей, в отличие от узкопрактических задач обычной пастырской проповеди, была связана со сферой "больших" проблем религиозной, церковной и общественной жизни. В художественном же отношении торжественные речи принадлежали к области высокого искусства. Именно поэтому для них характерна определенная сложность образно-идеологического содержания и обобщения, отточенность композиционно-стилистической формы и поливариантность патетики. В книжной традиции Древней Руси подобные произведения обычно обозначались термином "Слово". Работа над ними требовала соблюдения строгих литературных правил и сопряжена была с духом творческого вдохновения.

В этом отношении значительный интерес представляет "Слово о Законе и Благодати" - самый ранний памятник древнерусского торжественного красноречия. В источниках эта речь снабжена обычно полным названием без указания на ее жанровую принадлежность: "О Законе, Моисеемъ даньномъ, и о Благодети и Истине, Иисусемь Христомъ бывшиихъ; и како Законъ отъиде, Благодать же и Истина вьсю землю испълни, и вера въ вься языкы простьреся, и до нашего языка русьскаго; и похвала кагану нашему Володимеру, от него же крьщени быхомъ; и молитва к Богу от земле нашее. Господи, благослови, отьче!". Созданное в XI столетии, "Слово" сохранилось в нескольких десятках рукописных копий, древнейшая из них относится к концу XIV или началу XV в., но известен также фрагмент памятника по рукописи XII-XIII в.

Несмотря на то что среди древнерусских книжников означенное произведение было очень популярно и часто переписывалось, широкая научная общественность познакомилась с ним довольно поздно, лишь в 1844 г. Его первым публикатором и исследователем стал церковный историк и археограф А. В. Горский, впоследствии протоиерей и ректор Московской духовной академии, доктор богословия и член-корреспондент Императорской Академии наук. Текст произведения этот замечательный русский ученый нашел в рукописном сборнике XV в., разбирая книжную коллекцию Святейшего Синода (ныне ГИМ, Синодальное собр., № 591). В ней непосредственно к "Слову" примыкали ещё два текста - "Молитва" и "Исповедание веры" с завершительной записью от лица "мниха и прозвутера Илариона" относительно его посвящения в 1051 г. в киевского митрополита. Последняя деталь, а также древнерусская рукописная традиция, и позволили Горскому предположить, что автором "Слова" был этот церковный деятель.

К сожалению, об упомянутом иерархе сохранились лишь отрывочные сведения. Во-первых, "Повесть временных лет" в статье под 1051 г. сообщает, что одно время Иларион был священником в Свято-апостольской церкви в селе Берестовом под Киевом, загородной резиденции великого князя Ярослава Мудрого; что он был "муж благ, книжен и постник"; что на берегу Днепра он "ископа себе" для уединенной молитвы "печерку малу двусажену, кде ныне ветхый монастырь Печерскый", и что, наконец, именно его "постави Ярослав митрополитомь". Во-вторых, в начале "Устава князя Ярослава о церковных судах" сообщается о том, что работа по внедрению в русскую жизнь правил "греческого номокануна" велась князем совместно "с митрополитом Ларионом". В-третьих, в "Житии преподобного Феодосия Печерского" имеется сообщение о некоем "черноризце Ларионе", который был "книгам хытр псати, сий по вся дни и нощи писааше книгы в келии… Феодосия". Вот и все.

В 1055 г. "Новгородская первая летопись" упоминает уже другого киевского митрополита - Ефрема, грека по происхождению. Какова дальнейшая судьба Илариона, не известно. Высказывалось предположение, что его жизнь закончилась в стенах Киево-Печерского монастыря, где он жил под именем Никона, приняв схиму. Но отождествление Илариона и летописца Никона Великого документально никак не подтверждается. Очевидно однако, что Иларион был первым митрополитом, избранным на киевскую кафедру из числа русских в нарушение канонов византийской церкви, а также действовал как единомышленник великого киевского князя Ярослава Мудрого. Что же касается "Слова о Законе и Благодати", то некоторые упоминаемые в нем исторические реалии позволяют датировать его временем между 1037 и 1050 гг. То есть написано оно было еще до настолования Илариона.

Какова же написанная и, несомненно, произнесенная Иларионом речь - эта, по выражению крупного церковного историка Макария Булгакова, "драгоценность и, можно сказать, перл всей нашей духовной литературы первого периода"? Уже в названии произведения обозначено, что речь в нем идет о ветхозаветной и христианской вере, об их связи и взаимоотношении, о распространении христианства и, в частности, о крещении Руси благодаря великому князю киевскому Владимиру. Кроме того, "Слово" содержит похвалу Владимиру и молитву к Богу.

Итак, сочинение Илариона - тематически сложный текст. Первый его раздел начинается с догматического размышления о том, что иудеи ("израиль") и христиане исповедуют единого, общего Бога. Сначала он посредством Закона не дал погибнуть в языческом идолослужении только "племени Авраамлю", но затем, послав своего Сына, через его воплощение, крещение, проповедь о благе ("евангелие"), крестные страдания, смерть и воскресение привел все народы к вечной жизни. Критерием различия между Законом (иудаизмом) и Благодатью (христианством) является, согласно Илариону, представление о "будущем веке". Если Закон лишь приуготовил, привел иудеев к Крещению, - и этим его значение ограничено, то Крещение прямо открывает путь к спасению, к вечной жизни в Боге уже всем крестившимся. Ведь Моисей и пророки предрекали лишь о пришествии Христа, а вот Христос и затем его ученики уже учили о воскресении и будущей жизни. Далее в первом разделе "Слова" Иларион иллюстрирует эту мысль посредством длинного ряда развернутых образно-символических сопоставлений и противопоставлений. Материалом для его историософского размышления служит экзегетический пересказ библейских повествований. "Закон", согласно оратору, ассоциируется с понятиями лжи ("стень"), холода ("студеньство нощьное"), с образами "луны", "суши", а также ветхозаветных персонажей: Агари ("рабы"), Измаила (сына рабыни), Манассии (старшего сына Иосифа). Напротив, "Благодать" ассоциативно сопряжена с понятиями правды ("истина"), тепла ("солнечная теплота"), с образами "солнца", "росы" или ветхозаветных же персонажей: Сарры ("свободной"), Исаака ("сына свободной"), Ефрема (младшего сына Иосифа).

Определив таким соотносительным способом значение иудаизма и христианства, Иларион далее излагает догматическое учение о двуестественной, богочеловеческой природе Христа. И вновь иллюстрирует последнее длинным рядом сопоставительных образных пар типа: Христос "яко человекъ постися 40 днии, взаалка, и яко Богъ победи искушающаго… яко человекъ, оцьта вкушь, испусти духъ, и ако Богъ солнце помрачи и землею потрясе". Величие Христа состоит в том, что через свою крестную муку Он соделал людям спасение и уничтожил "преступление и грех" тех людей, кто его принял. Иудеи же, которые его, "яко злодея мучивше", тем самым вызвали на себя "гневъ Божий конечный": Иерусалим, по пророчеству, был разрушен римлянами, "иудейство оттоле погыбе", Закон "погасе", а его слуги рассеяны были по миру, "да не въкупь злое пребываеть". Напротив, христианство распространилась по всем странам: "...лепо бо бе Благодати и Истине на новы люди въсиати! Не въливають бо, по словеси Господню, вина новааго учениа благодетьна въ мехы ветхы, обетъшавъши въ иудействе. Аще ли то просядутся меси, и вино пролеется. Не могъше бо Закона стеня удержати, но многажды идоломъ покланявшеся. Како истинныа Благодати удержать учение? Нъ ново учение - новы мехы, новы языкы! И обое съблюдется".

Таким образом, цель всего первого раздела "Слова" полемическая. Автор стремился доказать превосходство христианства над ветхозаветной религией и посредством этого, вероятно, превосходство принявшей христианство Руси над потерявшей свое былое значение Хазарской империей.

Вероятно, в то время, когда произведение было создано и произнесено, эта задача осознавалась как особенно актуальная. В самом деле, во-первых, еще задолго до Илариона между Русью и Хазарским каганатом, правящая верхушка которого исповедовала иудаизм, сложились отношения типа соревновательных: сначала Русь платила дань хазарам, но потом роли поменялись, и в связи с этим, видимо, у русских князей возникла уверенность, что они являются восприемниками власти, принадлежавшей владыкам покоренного ими государства, отсюда и принятый великими русскими князьями титул - "каган". Во-вторых, в процессе развития отношений между Русью и Хазарским каганатом какая-то часть хазарских иудеев перекочевала в Киев и здесь, найдя для себя, очевидно, благоприятные условия, осела, а в дальнейшем, естественно, обрела какие-то контакты с киевлянами. В-третьих, известна попытка иудеев склонить Владимира Святославича к иудаизму, когда он задумался над выбором государственной религии. И хоть попытка эта была неудачной, она все же свидетельствует о непосредственном и живом характере отношений между иудеями и русичами. В-четвертых, такие отношения, видимо, не всегда были безоблачными, особенно после принятия Русью христианства. На это указывают, по крайней мере, два зафиксированных в древнерусской литературе и относящихся к XI в. предания. Так, в "Житии преподобного Феодосия Печерского", написанном в конце XI или в начале XII в., рассказывается, что этот подвижник имел обыкновение посещать слободы в Киеве, где жили иудеи, ради прения с ними о вере. А вот восходящие ко второй четверти XIII в. страницы "Киево-Печерского патерика" более определенно указывают на то, что иногда отношения между принявшими христианство русичами и иудеями складывались именно как враждебные. Например, новелла патерика о Евстратии Постнике свидетельствует, что проживавшие на Руси иудеи не только торговали русскими христианами как рабами, но и, случалось, пытались через истязания принудить их к отказу от своей веры в пользу иудаизма. Так что звучащая в "Слове о Законе и Благодати" полемическая тема была порождена не только религиозным сознанием, но и, несомненно, самой реальной жизнью.

Второй раздел речи Илариона - исторический. Это размышление о значении принятия Русью христианства. "Вера бо благодатьнаа, - говорит оратор, - по всей земли простреся и до нашего языка рускааго доиде. И законное езеро пресъше, еуагельскый же источникъ наводнився, и всю землю покрывъ, и до насъ разлиася". Все последующее рассуждение построено также на приеме со- или противопоставления, и все с той же полемической целью. Только теперь сравниваются факт славного приобщения Руси к христианскому миру и факт бесславия иудаизма. И вместе с тем, осмысляется преимущество христианской Руси перед Русью языческой: "Вся страны благыи Богъ нашь помилова и насъ не презре, въсхоте и спасе ны, въ разумъ истинный приведе. Пусте бо и пресъхле земли нашей сущи, идольскому зною исушивъши ю, вънезаапу потече источникъ еуагельскыи, напаая всю землю нашу…".. Иларион при этом опять-таки употребляет длинный ряд образно коррелятивных пар, в которых звучит антииудейская тема: "И тако, странни суще, людие Божии нарекохомся. И врази бывше, сынове его прозвахомъся. И не иудейскы хулимъ, нъ христианьски благословимъ. Не совета творим, яко распяти, нъ яко распятому поклонитися. Не распинаемъ Спаса, но рукы къ нему воздеваемъ. Не прободаемъ ребръ, но от нихъ пиемъ источникъ нетлениа…".

Далее оратор, приводя библейские изречения на тему вселенского значения промысла Божия о спасении человечества, обосновывает мысль о том, что открытое некогда ветхозаветным пророкам и сказанное ими о всеобщем, за пределами иудейства, признании Бога, касается в частности и Руси: "И събысться о насъ, языцех, реченое: "Открыеть Господь мышьцу свою святую пред всеми языки, и узрять вси конци земля спасение, еже от Бога нашего!…"" (Ис. 52: 10). Как видно, приобщение Руси к христианству трактуется Иларионом в контексте священного предания о промысле Божием относительно истории человечества. Определив таким образом смысл крещения Руси, автор "Слова" приступает к похвале князю Владимиру. Он выстраивает ее в форме личного обращения к нему и в интонации, исполненной воодушевленного патриотического пафоса. Главной темой этого третьего - панегирического - раздела произведения являются не столько личностные достоинства Владимира, - его благородство, мужество, ум, политическое могущество, милосердие (хотя всё это отмечено оратором), сколько феномен его духовного преображения в христианина и крестителя Руси.

Значение совершенного князем деяния Иларион раскрывает опять-таки с помощью приема сравнения - скрытого или прямого. "Хвалить же похвалныими гласы, - начинает он свое славословие, - Римскаа страна Петра и Паула, има же вероваша въ Иисуса Христа, сына Божиа; Асиа, и Ефесъ, и Пафмъ - Иоанна Богословца; Индиа - Фому, Егупетъ - Марка. Вся страны, и гради, и людие чтуть и славят коегождо ихъ учителя, иже научиша я православней вере. Похвалимъ же и мы по силе нашей малыими похвалами великаа и дивнаа сотворшааго, нашего учителя и наставника великааго кагана нашеа земли Володимера…". Уже в этом пассаже потаенно подчеркнута мысль об исключительном характере подвига русского князя. Если страны Востока и Запада благодарят за свое приобщение к Христу его непосредственных учеников и преемников, святых апостолов, то Русь обязана своим крещением государственному деятелю, слава которого была основана только на военных и политических победах. Его преимущество в том, что он сам, своей волей, без помощи со стороны, только лишь узнав о благоверной "земли Гречьске", "въждела сердцемь, възгоре духомь, яко быти ему христиану и земли его".

В риторическом восхищении Иларион обращается к Владимиру, моля его объяснить "дивное чюдо": как это он, никогда лично не видев Спасителя, не слыша в своей земле апостольской проповеди, не бывши свидетелем изгнания бесов одним только именем Иисуса, обрел веру и стал его учеником. Пытаясь понять это, Иларион подчеркивает духовные дарования Владимира, а также его "благой смыслъ и остроумие". Именно благодаря им князь сумел осознать, "яко есть Богъ единъ, творецъ невидимыимъ и видимыимъ, небесныимъ и земленыимъ, и яко посла в миръ спасения ради възлюбленаго Сына своего". Именно это осознание привело князя к Христу и "в святую купель". Но заслуга Владимира обусловлена не только его личным обращением, и даже не тем, что он кого-то еще привел в христианство! Господь, по убеждению оратора, сподобил его "славы и чести" "на небесехъ", прежде всего, за то, что он уничтожил "заблуждения идольскыя льсти" во всей своей "области". В этом отношении Владимир, или Василий, подобен основателю Византийского государства, святому равноапостольному Константину Великому. "Съ темь же, - говорит оратор, - единоя славы и чести обещьника сотворилъ тя Господь на небесех, благовериа твоего ради, еже име въ животе своемь". Этот вывод о равночестии цезаря Константина и князя Владимира основан на ряде приведенных Иларионом с целью сопоставления фактов церковно-политических трудов первого и второго. И такое сопоставление, и такой вывод естественно вытекают из ранее высказанной патриотической мысли о том, что русские князья "не в худе бо и неведоме земле владычствоваша, нъ въ Руське, яже ведома и слышима есть въсеми четырьми конци земли!". Кроме того, все историософское рассуждение Илариона утверждает, в сущности, хотя и не прямо, идею равенства Руси по отношению к Византии, идею особенно актуальную именно в эпоху Ярослава Мудрого, строившего свою внешнюю и внутреннюю политику отстраненно и независимо от Константинополя. И вполне уместно, что, образно обосновав мысль о самодостаточности Русской земли и продолжая свое обращение к Владимиру, Иларион заговаривает об этом его сыне - Георгии (крестильное имя Ярослава); и заговаривает о нем как о "верном послухе" Владимира и как о "наместнике" его власти. Последний продолжил начатое отцом дело распространения "благоверия" на Руси, "недоконьчаная твоя наконьча, акы Соломонъ Давыдова: ...дом Божий великый святый его Премудрости създа, ...яко же ина не обрящется въ всемь полунощи земнеемь ото востока и до запада. И славный град твой Кыевъ величствомъ, яко венцемь, обложилъ. Предалъ люди твоа и градъ святый, всеславний, скорей на помощь христианомъ святей Богородици, ей же и церковь на великыихъ вратехъ създа во имя первааго господскааго праздника - святааго Благовещениа".

В конце похвального раздела рассматриваемого произведения риторический пафос оратора возвышается до молитвенного апофеоза: "Въстани, о честнаа главо, от гроба твоего! Въстани, оттряси сонъ! Неси бо умерлъ, но спиши до общааго всем въстаниа! Въстани, неси умерлъ, неси бо ти лепо умрети веровавъшу въ Христа, живота всему миру! Оттряси сонъ, възведи очи, да видиши, какоя тя чьсти Господь тамо съподобивъ, и на земли не беспамятна оставил сыном твоим! Востани, виждь чадо свое Георгиа, виждь утробу свою, виждь милааго своего! Виждь, его же Господь изведе от чресл твоих, виждь красяащааго столъ земли твоей и възрадуйся, и възвеселися! К сему же виждь и благоверную сноху твою Ерину! Виждь внукы твоа и правнукы, како живут, како храними суть Господемъ…".

По существу, это молитва о благоденствии Руси и князя Ярослава Мудрого, выраженная в форме сочлененных в длинные цепочки и перемежающихся похвальных, благодарственных и просительных возгласов. Но молитва, обращенная именно к Владимиру как к пребывающему на небесах в сонме святых угодников Божиих. Ею и заканчиваются риторические по своей жанровой природе разделы "Слова о Законе и Благодати".

Далее в самом раннем списке произведения читается "молитва к Богу", как она обозначена в названии ко всему тексту. Однако иногда древнерусские книжники переписывали только ее текст в виде самостоятельного произведения Илариона. На этом основании, видимо, некоторые исследователи, издавая "Слово", не включали молитву в его состав. Тем не менее, кроме того, что ее принадлежность "Слову" в качестве составной части вытекает из самого названия последнего, об этом же говорит и ее содержание как логическое продолжение предшествующего текста. Если риторическая часть "Слова" завершается обращенным к Владимиру прошением помолиться перед Богом о своем сыне Георгии, дабы он принял "венець славы нетленныа съ всеми праведныими, трудившиимися его ради" (для Бога), то зазвучавший в этом конечном прошении мотив славы развивается в следующей далее молитве в виде славословия Богу: "Симь же убо, о владыко, царю и Боже нашь высокъи и славне человеколюбче, въздаяй противу трудомъ славу же и честь и причастникы творя своего царьства, помяни, яко благъ, и насъ, нищихъ твоих, яко имя тобе - человеколюбець!...". И затем следуют исповедно-покаянно-просительные по содержанию возгласы, главная тема которых - это упование на милосердие Божие.

Но среди них встречаются и тематически перекликающиеся с риторической частью произведения возгласы. Например, упоминание о еще не изжитом язычестве: мы "И стадо, еже ново начатъ пасти, исторгъ от пагубы идолослужениа, пастырю добрый… Не остави насъ, аще и еще блудимъ, не отверзи насъ!..."; или сопоставление с историей иудеев: "Тем же боимся, егда сътвориши на насъ, яко на Иерусалиме, оставлешиимъ тя и не ходившиимъ въ пути твоа. Нъ не сотвори намъ, яко и онемь, по деломъ нашимъ!..."; или, наконец, патриотический призыв-прошение: "И донеле же стоить миръ, не наводи на ны напасти искушениа, не предай нас въ рукы чюждиихъ, да не прозоветься градъ твой градъ плененъ и стадо твое пришельци въ земли несвоей, да не рекуть страны: "Кде есть Богъ ихъ?"". В целом эта молитва как бы подводит итог всему произведению и развернутой в ней цепи бинарных сопоставлений, выражающих идею преемственности и наследственного отношения к прошлому: иудаизм - христианство, Хазария - Русь, старые христианские народы - новые христианские народы, Византия - Русь, Константин - Владимир, языческая Русь - христианская Русь, начало христианства на Руси - продолжение христианства на Руси, Владимир - Ярослав-Георгий, молитва к Владимиру - молитва к Богу. А в целом все части "Слова о Законе и Благодати" - и догматическая, и историческая, и панегирическая, и молитвенная, - каждая по-своему, разрабатывают единую патриотическую тему независимости русского народа и - шире - равноправия всех христианских государств.

Составляющие "Слово" части неразрывно связаны в одно идейно целостное повествовательное здание. Это здание, как видно, отличается безупречной стройностью содержательной и композиционной структуры. Но вместе с тем оно обладает и высокими художественно-стилистическими качествами, орнаментально разветвленной красотой внешнего декора. Ему присущи яркая образность, торжественная патетика, эмоциональная взволнованность, публицистическая заостренность, возвышенная сила библейского языка, соотнесенность с контекстом христианской мысли и истории.

Соответственно, Иларион использует богатейший набор присущих Священному Писанию и церковной литературе средств художественной выразительности. Это и поэтические тропы (метафоры, сравнения, уподобления, символы, игра созвучными словами), и поэтические фигуры (вопрошания, восклицания, обращения, противоположения), и ритмическая организация текста (синтаксический параллелизм, анафорические повторы, глагольные рифмы, ассонирующие глаголы). Это и щедрое применение библейских образов, цитат и парафраз, фрагментов из церковных песнопений, а также различных заимствований из других источников. Приведенные выше примеры вполне отражают особенности литературной манеры Илариона. Но вот еще один фрагмент, в котором, как кажется, звучат все основные содержательные мотивы "Слова" и который достаточно ярко демонстрирует отмеченные формальные свойства речи древнерусского оратора:

"Се бо уже и мы со всеми христиаными славимъ святую Троицу, а Иудеа молчитъ. Христосъ славимъ бываетъ, а иудеи кленоми. Языцы приведени, а иудеи отриновени. Яко же пророкъ Малахиа рече: "Несть ми хотениа в сынехъ израилевехъ, и жертвы от рукъ ихъ не прииму, понеже ото въстокъ же и западъ, имя мое славимо есть въ странахъ, и на всякомъ месте темианъ имени моему приноситься. Яко имя мое велико въ странахъ!" (Ср.: Мал. 1: 10-11). И Давидъ: "Вся земля да поклонитъ ти ся и поетъ тобе: "И, Господи, Господь нашъ! Яко чюдно имя твое по всей земли!" (Ср.: Пс. 65; 4). И уже не идолослужителе зовемъся, нъ христиании; не еще безнадежници, нъ уповающе въ жизнь вечную. И уже не капище сотонино сограждаемъ, нъ Христовы церкви зиждемъ. Уже не закалаемъ бесомъ друг друга, но Христосъ за ны закалаемъ бываетъ и дробимъ въ жертву Богу и Отцю. И уже не жертвеныа крове вкушающе погыбаемъ, но Христовы пречистыа крове вкушающе спасаемъся. Вся страны благый Богъ нашъ помилова, и насъ не презре - въсхоте и спасе ны, и въ разум истинный приведе. Пусте бо и пресохле земли нашей сущи, идольскому зною исушивши ю, внезаапу потече источникъ еуагельскый, напаая всю землю нашу".

Хотя "Слово о Законе и Благодати", по утверждению самого автора, предназначалось не для простых людей, а для "избранных", "преизлиха насыштьшемся сладости книжныа", то есть для людей относительно образованных, оно все же обрело весьма широкую популярность среди древнерусских читателей. Его не только переписывали (сохранились десятки списков), но и перерабатывали (известно несколько его редакций). Более того, сочинение Илариона использовали в качестве источника при составлении новых произведений. Так, его следы обнаруживаются в ряде древнерусских текстов XII-XVII столетий: например, в проложной похвале князю Владимиру Святославичу (XII-XIII в.), в похвале князю Владимиру Васильковичу и его брату Мстиславу из "Волынской летописи" (XIII в.), в "Житии Леонтия Ростовского" (XII в.), "Житии Стефана Пермского" (конец XIV в.). Наконец, "Слово" использовали и в южнославянской литературе. Так, во второй половине XIII в. заимствования из него сделал сербский писатель-инок Доментиан при составлении "Житий" Симеона и Саввы Сербских. Так что, подобно тому, как, по мысли Илариона, Русь его времени была известна во всех концах света, так и его замечательная речь - несомненно, гениальное ораторское произведение - привлекала своей содержательной и художественной значительностью весьма широкий круг читателей Средневековья и на протяжении весьма длительного времени. Итак, уже первые самостоятельные проявления художественной мысли в творчестве древнерусских писателей, как можно судить по "Слову о Законе и Благодати" митрополита Илариона, оказались вовсе не ученическими. Наполнявшая их сила проницательного духа и интеллекта, источавшаяся ими сила высокой правды и красоты не иссякали и в последующем, причем в течение многих столетий. На это указывает даже то немногое, что дошло до нас вопреки тлетворному времени и разным обстоятельствам. Подобно книге книг "Библии", подобно иконе или храму, древнерусское искусство слова поражает своей удивительной серьезностью, глубиной, совершенно неистребимым стремлением к постижению самого главного, самого важного, самого нужного для человека, коль скоро он осознает себя как творение Божие и как дитя своей земли, своего народа и своей страны.

Повесть временных лет

Вoт повести минувших лет, откуда пошла Русская земля,

кто в Киеве стал первым княжить и как возникла Русская земля

«Так начнем повесть сию…»

По потопе трое сыновей Ноя разделили землю – Сим, Xaм, Иaфeт. И достался восток Симу: Персия, Бактрия, даже и до Индии в долготу, а в ширину до Ринокорура, то есть от востока и до юга, и Сирия, и Мидия до реки Евфрат, Вавилон, Кордуна, ассирияне, Месопотамия, Аравия Старейшая, Елимаис, Инди, Аравия Сильная, Колия, Коммагена, вся Финикия.

Хаму же достался юг: Египет, Эфиопия, соседящая с Индией, и другая Эфиопия, из которой вытекает река эфиопская Красная, текущая на восток, Фивы, Ливия, соседящая с Киринией, Мармария, Сирты, другая Ливия, Нумидия, Масурия, Мавритания, находящаяся напротив Гадира. B его владениях на востоке находятся также: Киликня, Памфилия, Писидия, Мисия, Ликаония, Фригия, Камалия, Ликия, Кария, Лидия, другая Мисия, Троада, Эолидa, Bифиния, Старая Фpигия и острова нeкии: Сардиния, Крит, Кипр и река Геона, иначе называемая Нил.

Иафету же достались северные страны и западные: Mидия, Албания, Армения Малая и Великая, Kaппaдoкия, Пaфлaгoния, Гaлaтия, Колхида, Босфор, Meoты, Дepeвия, Capмaтия, жители Тавриды, Cкифия, Фракия, Македония, Далматия, Малосия, Фессалия, Локрида, Пеления, которая называется также Пелопоннес, Аркадия, Эпир, Иллирия, славяне, Лихнития, Адриакия, Адриатическое море. Достались и острова: Британия, Сицилия, Эвбея, Родос, Хиос, Лесбос, Китира, Закинф, Кефаллиния, Итака, Керкира, часть Азии, называемая Иония, и река Тигр, текущая между Мидией и Вавилоном; до Понтийского моря на север: Дунай, Днепр, Кавкасинские горы, то есть Венгерские, а оттуда до Днепра, и прочие реки: Десна, Припять, Двина, Волхов, Волга, которая течет на восток в часть Симову. В Иафетовой же части сидят русские, чудь и всякие народы: меря, мурома, весь, мордва, заволочская чудь, пермь, печера, ямь, угра, литва, зимигола, корсь, летгола, ливы. Ляхи же и пруссы, чудь сидят близ моря Варяжского. По этому морю сидят варяги: отсюда к востоку – до пределов Симовых, сидят по тому же морю и к западу – до земли Английской и Волошской. Потомство Иафета также: варяги, шведы, норманны, готы, русь, англы, галичане, волохи, римляне, немцы, корлязи, венецианцы, фряги и прочие, – они примыкают на западе к южным странам и соседят с племенем Хамовым.

Сим же, Хам и Иафет разделили землю, бросив жребий, и порешили не вступать никому в долю брата, и жили каждый в своей части. И был единый народ. И когда умножились люди на земле, замыслили они создать столп до неба, – было это в дни Нектана и Фалека. И собрались на месте поля Сенаар строить столп до неба и около него город Вавилон; и строили столп тот 40 лет, и не свершили его. И сошел Господь Бог видеть город и столп, и сказал Господь: „Вот род един и народ един». И смешал Бог народы, и разделил на 70 и 2 народа, и рассеял по всей земле. По смешении же народов Бог ветром великим разрушил столп; и находятся остатки его между Ассирией и Вавилоном, и имеют в высоту и в ширину 5433 локтя, и много лет сохраняются эти остатки.

По разрушении же столпа и по разделении народов взяли сыновья Сима восточные страны, а сыновья Хама – южные страны, Иафетовы же взяли запад и северные страны. От этих же 70 и 2 язык произошел и народ славянский, от племени Иафета – так называемые норики, которые и есть славяне.

Спустя много времени сели славяне по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская. От тех славян разошлись славяне по земле и прозвались именами своими от мест, на которых сели. Так одни, придя, сели на реке именем Морава и прозвались морава, а другие назвались чехи. А вот еще те же славяне: белые хорваты, и сербы, и хорутане. Когда волохи напали на славян дунайских, и поселились среди них, и притесняли их, то славяне эти пришли и сели на Висле и прозвались ляхами, а от тех ляхов пошли поляки, другие ляхи – лутичи, иные – мазовшане, иные – поморяне.

Так же и эти славяне пришли и сели по Днепру и назвались полянами, а другие – древлянами, потому что сели в лесах, а другие сели между Припятью и Двиною и назвались дреговичами, иные сели по Двине и назвались полочанами, по речке, впадающей в Двину, именуемой Полота, от нее и назвались полочане. Те же славяне, которые сели около озера Ильменя, назывались своим именем – славянами, и построили город, и назвали его Новгородом. А другие сели по Десне, и по Сейму, и по Суле, и назвались северянами. И так разошелся славянский народ, а по его имени и грамота назвалась славянской.

Когда же поляне жили отдельно по горам этим, тут был путь из Варяг в Греки и из Греков по Днепру, а в верховьях Днепра – волок до Ловоти, а по Ловоти можно войти в Ильмень, озеро великое; из этого же озера вытекает Волхов и впадает в озеро великое Нево, и устье того озера впадает в море Варяжское. И по тому морю можно плыть до Рима, а от Рима можно приплыть по тому же морю к Царьграду, а от Царьграда можно приплыть в Понт море, в которое впадает Днепр река. Днепр же вытекает из Оковского леса и течет на юг, а Двина из того же леса течет, и направляется на север, и впадает в море Варяжское. Из того же леса течет Волга на восток и впадает семьюдесятью устьями в море Хвалисское. Поэтому из Руси можно плыть по Волге в Болгары и в Хвалисы, и на восток пройти в удел Сима, а по Двине – в землю варягов, от варягов до Рима, от Рима же и до племени Хамова. А Днепр впадает устьем в Понтийское море; это море слывет Русским, – по берегам его учил, как говорят, святой Андрей, брат Петра.

Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, узнал он, что недалеко от Корсуня устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и проплыл в устье днепровское, и оттуда отправился вверх по Днепру. И случилось так, что он пришел и стал под горами на берегу. И утром встал и сказал бывшим с ним ученикам: „Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей». И взойдя на горы эти, благословил их, и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы этой, где впоследствии будет Киев, и пошел вверх по Днепру. И пришел к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей – каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им. И отправился в страну варягов, и пришел в Рим, и поведал о том, как учил и что видел, и рассказал: „Диво видел я в Славянской земле на пути своем сюда. Видел бани деревянные, и натопят их сильно, и разденутся и будут наги, и обольются квасом кожевенным, и поднимут на себя прутья молодые и бьют себя сами, и до того себя добьют, что едва вылезут, чуть живые, и обольются водою студеною, и только так оживут. И творят это постоянно, никем же не мучимые, но сами себя мучат, и то творят омовенье себе, а не мученье». Те же, слышав об этом, удивлялись; Андрей же, побыв в Риме пришел в Синоп.

Поляне же жили в те времена отдельно и управлялись своими родами; ибо и до той братии (о которой речь в дальнейшем) были уже поляне, и жили они все своими родами на своих местах, и каждый управлялся самостоятельно. И были три брата: один по имени Кий, другой – Щек и третий – Хорив, а сестра их – Лыбедь. Сидел Кий на горе, где ныне подъем Боричев, а Щек сидел на горе, которая ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, которая прозвалась по имени его Хоривицей. И построили город в честь старшего своего брата, и назвали его Киев. Был вокруг города лес и бор велик, и ловили там зверей, а были те мужи мудры и смыслены, и назывались они полянами, от них поляне и доныне в Киеве.

Некоторые же, не зная, говорят, что Кий был перевозчиком; был-де тогда у Киева перевоз с той

Вот свидетельства прошедших годов о том, когда впервые упоминается и от чего происходит название «Русская земля» и кто раньше начинает княжить в Киеве, - об этом поведем рассказ.

О славянах

После потопа и смерти Ноя три его сына делят между собой Землю и договариваются не преступать во владения друг друга. Бросают жребий. Иафету достаются северные и западные страны. Но человечество на Земле еще едино и на поле около Вавилона больше 40 лет строит столп до небес. Однако Бог недоволен, он сильным ветром рушит недоконченный столп и рассеивает людей по Земле, разделяя их на 72 народа. От одного из них и происходят славяне, которые живут во владениях уже потомков Иафета. Потом славяне приходят на Дунай, а оттуда расходятся по землям. Славяне мирно оседают по Днепру и получают названия: одни - полян, потому что живут в поле, другие - деревлян, потому что сидят в лесах. Поляне сравнительно с другими племенами кротки и тихи, они стыдливы перед своими снохами, сестрами, матерями и свекровями, а, например, деревляне живут скотски: убивают друг друга, едят всякую нечистоту, не знают брака, но, набросившись, умыкают девиц.

О путешествии апостола Андрея

Святой апостол Андрей, учащий христианской вере народы по побережью Черного моря, приходит в Крым и узнает о Днепре, что недалеко его устье, и плывет вверх по Днепру. На ночлег он останав­ливается под пустынными холмами на берегу, а утром взирает на них и обращается к окружающим его ученикам: «Видите холмы сии?» И прорицает: «На этих холмах воссияет благодать Божья - возникнет великий город и будет воздвигнуто много церквей». И апостол, устраивая целую церемонию, восходит на холмы, благословляет их, ставит крест и молится Богу. На этом месте позднее, действительно, появится Киев.

Апостол Андрей возвращается в Рим и рассказывает римлянам, что в земле словен, где потом построят Новгород, ежедневно происходит нечто странное: стоят строения деревянные, а не каменные, но словены накаляют их огнем, не боясь пожара, стаскивают с себя одежду и предстают совсем голыми, не заботясь о приличиях, обливаются квасом, притом квасом из белены (одурманивающим), начинают полосовать себя гибкими ветками и до того себя добивают, что вылезают еле живы, а вдобавок окатывают себя ледяной водой - и вдруг оживают. Слыша это, римляне изумляются, зачем словены сами себя мучат. И Андрей, знающий, что так словены «хвощутся», разъясняет загадку недогадливым римлянам: «Это же омовенье, а не мученье».

О Кие

В земле полян обитают три брата, каждый со своим семейством сидит на своем приднепровском холме. Первого брата зовут Кий, второго - Щек, третьего - Хорив. Братья создают город, называют его Киев по имени старшего брата и живут в нем. А около города стоит лес, в котором поляне ловят зверей. Кий едет в Царьград, где византийскии царь оказывает ему великую честь. Из Царьграда Кий приходит к Дунаю, ему нравится одно место, где он строит маленький городок по прозванью Киевец. Но осесть там ему не дают местные жители. Кий возвращается в свой законный Киев, где достойно завершает свою жизнь. Щек и Хорив тоже тут умирают.

О хазарах

После смерти братьев натыкается на полян хазарский отряд и требует: «Платите нам дань». Поляне советуются и дают от каждой избы по мечу. Хазарские воины приносят это к своему князю и старейшинам и хвалятся: «Вот, собрали какую-то новую дань». Старейшины спрашивают: «Откуда?» Воины, очевидно, не зная, как зовут племя, давшее им дань, отвечают только: «Собрали в лесу, на холмах, над рекой Днепр». Старейшины спрашивают: «Что же это вам дали?» Воины, не зная и названия принесенных вещей, молча показывают мечи. Но опытные старейшины, догадавшись о значении загадочной дани, предсказывают князю: «Зловещая дань, о князь. Мы ее заполучили саблями, оружием, острым с одной стороны, а у этих данников - мечи, оружие обоюдоострое. Они-то и станут брать дань с нас». Это предсказание сбудется, русские князья завладеют хазарами.

О названии «Русская земля». 852−862 гг.

Вот где впервые начинает употребляться название «Русская земля»: тогдашняя византийская летопись упоминает о походе некоей руси на Царьград. Но земля еще разделена: варяги берут дань с северных племен, в том числе с новгородских словен, а хазары берут дань с южных племен, в том числе с полян.

Северные племена изгоняют варягов за Балтийское море, перестают давать им дань и пытаются управлять собой сами, но не имеют общего свода законов и оттого втягиваются в междоусобицы, ведут войну на самоуни­чтожение. Наконец они договариваются между собой: «Поищем себе единого князя, но вне нас, чтобы он управлял нами, а судил бы, исходя из права». Эстонская чудь, новгородские словены, славяне-кривичи и угро-финская весь посылают своих предста­вителей за море к другим варягам, племя которых зовется «русь». Это такое же обычное название, как и названия других народностей - «шведы», «норманны», «англичане». А предлагают руси перечисленные четыре племени следующее: «Наша земля велика пространством и богата хлебом, но в ней нет государ­ственного устроения. Идите к нам княжить и управлять». Берутся за дело три брата со своими семействами, забирают с собой всю русь и прибывают (на новое место): старший из братьев - Рюрик - садится княжить в Новгороде (у словен), второй брат - Синеус - в Белозерске (у веси), а третий брат - Трувор - в Изборске (у кривичей). Через два года Синеус и Трувор умирают, всю власть сосредо­точивает Рюрик, который раздает города в управление своим варягам-руси. От всех тех варягов-руси и возникает название (новому государству) - «Русская земля».

О судьбе Аскольда и Дира. 862−882 гг.

У Рюрика служат два боярина - Аскольд и Дир. Они вовсе не родственники Рюрику, поэтому они отпрашиваются у него (на службу) в Царьград вместе со своими семействами. Плывут они по Днепру и видят городок на холме: «Чей это городок?» Жители им отвечают: «Жили три брата - Кий, Щек, Хорив, - которые построили этот городок, да померли. А мы сидим здесь без правителя, платим дань родичам братьев - хазарам». Тут Аскольд и Дир решают остаться в Киеве, набирают много варягов и начинают править землей полян. А Рюрик княжит в Новгороде.

Аскольд и Дир идут войной на Византию, двести их кораблей осаждают Царьград. Стоит тихая погода, и море спокойно. Византийский царь с патриархом молятся об избавлении от безбожной руси и с пением обмакивают в море ризу святой Богородицы. И вдруг поднимаются буря, ветер, встают огромные волны. Русские корабли сметает, приносит к берегу и разбивает. Мало кому из руси удается спастись и вернуться домой.

Между тем умирает Рюрик. У Рюрика есть сын Игорь, но он еще совсем маленький. Поэтому перед смертью Рюрик передает княжение своему родственнику Олегу. Олег с большим войском, в которое входят варяги, чудь, словены, весь, кривичи, захватывает один за другим южные города. Он подходит к Киеву, узнает о том, что Аскольд и Дир незаконно княжат. И прячет своих воинов в ладьях, подплывает к пристани с Игорем на руках и посылает к Аскольду и Диру приглашение: «Я купец. Плывем в Византию, а подчиняемся Олегу и княжичу Игорю. Придите к нам, своим родственникам». (Аскольд и Дир обязаны посетить прибывшего Игоря, потому что по закону они продолжают подчиняться Рюрику и, следовательно, его сыну Игорю; да и Олег прельщает их, называя их своими младшими родственниками; кроме того, интересно посмотреть, какие товары везет купец.) Аскольд и Дир приходят к ладье. Тут из ладьи выскакивают спрятанные воины. Выносят Игоря. Начинается суд. Олег изобличает Аскольда и Дира: «Вы - не князья, даже не из княжеского рода, А я - княжеского рода. А вот сын Рюрика». И Аскольда и Дира убивают (как самозванцев).

О деятельности Олега. 882−912 гг.

Олег остается княжить в Киеве и провозглашает: «Киев будет матерью русским городам». Олег, действительно, строит новые города. Кроме того, он покоряет много племен, в том числе деревлян, и берет с них дань.

С невиданно большим войском - одних кораблей две тысячи - Олег идет на Византию и приходит к Царьграду. Греки закрывают цепями вход в залив, у которого расположен Царьград. Но хитроумный Олег велит своим воинам сделать колеса и на них поставить корабли. Дует попутный ветер на Царьград. Воины подымают паруса в поле и мчатся к городу. Греки видят, и устрашаются, и просят Олега: «Не губи город, дадим дань, какую хочешь». И в знак покорности греки выносят ему угощение - яства и вино. Однако Олег не принимает угощения: оказывается, в него подмешана отрава. Греки совсем испуганы: «Это не Олег, а неуязвимый святой, его на нас наслал сам Бог». И греки молят Олега заключить мир: «Дадим все, что хочешь». Олег устанавливает грекам дать дань всем воинам на двух тысячах его кораблей - по двенадцать гривен на человека, а на корабле по сорок воинов - и еще дань для крупных городов Руси. В ознаменование победы Олег вешает свой щит на воротах Царьграда и возвращается в Киев, везя золото, шелка, фрукты, вина и всяческие украшения.

Люди зовут Олега «вещим». Но вот на небе появляется зловещее знамение - звезда в виде копья. Олег, живущий теперь в мире со всеми странами, вспоминает своего любимого боевого коня. На этого коня он давно уже не садится. За пять лет до похода на Царьград Олег расспрашивал волхвов и кудесников: «От чего мне предстоит умереть?» И один из кудесников сказал ему: «Умереть тебе от коня, которого ты любишь и на котором ездишь» (то есть от всякого такого коня, притом не только живого, но и мертвого, и не только целого, но и от части его). Олег же лишь умом, а не сердцем понял сказанное: «Никогда больше не сяду на своего коня и даже видеть его не буду», - велел коня кормить, но к нему не водить. И вот теперь Олег вызывает старейшего из конюхов и спрашивает: «А где мой конь, которого я отослал кормить и охранять?» Конюх отвечает: «Умер>. Олег начинает насмехаться и оскорблять кудесников: «А ведь неверно предсказывают волхвы, все-то у них ложь, - конь умер, а я жив». И приезжает на место, где лежат кости и пустой череп любимого коня, спешивается и насмешливо произносит: «И от этого черепа мне грозила смерть?» И попирает ногою череп. И вдруг высовывается змея из черепа и уязвляет его в ногу. Ог этого Олег заболевает и умирает. Волхвованье сбывается.

О смерти Игоря. 913−945 гг.

После смерти Олега наконец начинает княжить неудачливый Игорь, который хотя уже и стал взрослым, но ходил в подчинении у Олега.

Как только умирает Олег, деревляне затворяются от Игоря. Игорь идет на деревлян и налагает на них дань больше Олеговой.

Затем Игорь идет походом на Царьград, имея десять тысяч кораблей. Однако греки со своих ладей через особые трубы принимаются метать горящий состав на русские ладьи. Русские от пламени пожаров прыгают в море, пытаясь уплыть. Спасшиеся возвращаются домой и повествуют о страшном чуде: «У греков есть что-то вроде молнии с небес, ее они пускают и сжигают нас».

Игорь долго собирает новое войско, не брезгуя даже печенегами, и снова идет на Византию, желая отомстить за свой позор. Его корабли прямо-таки покрывают море. Византийский царь посылает к Игорю знатнейших своих бояр: «Не ходи, но возьми дань, какую брал Олег. Еще и прибавлю к той дани». Игорь, доплыв еще всего лишь до Дуная, созывает дружину и начинает советоваться. Опасливая дружина заявляет: «А чего нам больше нужно - сражаться не будем, а золото, серебро и шелка получим. Кто его знает, кто одолеет - мы ли, они ли. Что, кто-то с морем договорится? Ведь не по земле проходим, а над глубиной морской, - общая смерть всем». Игорь идет на поводу у дружины, берет у греков золото и шелка на всех воинов, поворачивает назад и возвращается в Киев.

Но жадная дружина Игоря досаждает князю: «Слуги даже твоего воеводы разоделись, а мы, княжеская дружина, голые. Пойди-ка, князь, с нами за данью. И ты добудешь, и мы». И снова Игорь идет на поводу у дружины, отправляется за данью к деревлянам, притом произвольно увеличивает дань, а дружина творит и иное насилие деревлянам. С собранной данью Игорь направляется было к Киеву, но после некоторого размышления, желая большего, чем ему удалось собрать для себя, обращается к дружине: «Вы со своей данью возвращайтесь домой, а я вернусь к деревлянам, пособираю себе еще». И с малым остатком дружины поворачивает назад. Деревляне узнают об этом и совещаются с Малом, своим князем: «Раз повадился волк к овцам, то вырежет все стадо, если не убить его. Так и этот: если не убьем его, то всех нас погубит». И посылают к Игорю: «Это ты зачем идешь опять? Ведь взял всю дань». Но их-то как раз не слушается Игорь. Тогда, собравшись, деревляне выходят из города Искоростеня и легко убивают Игоря и его дружину - люди Мала с малым числом людей имеют дело. И погребают Игоря где-то под Искоростенем.

О мести Ольги. 945−946 гг.

Еще при жизни Олега Игорю привезли жену из Пскова, по имени Ольга. После убийства Игоря Ольга остается одна в Киеве с малышом своим Святославом. Деревляне строят планы: «Раз убили русского князя, то его жену Ольгу выдадим замуж за нашего князя Мала, а со Святославом поступим, как нам захочется». И посылают деревляне ладью с двадцатью своими знатными людьми к Ольге, и те приплывают к Киеву. Ольге сообщают о том, что неожиданно прибыли деревляне. Умная Ольга принимает деревлян в каменном тереме: «Добро пожаловать, гости». Деревляне невежливо отвечают: «Да уж, пожаловали, княгиня». Ольга продолжает церемонию приема послов: «Скажите, зачем пришли сюда?» Деревляне грубо выкладывают: «Послала нас независимая Деревлянская земля, постановив следующее. Мрка твоего мы убили, потому что твой муж, как голодный волк, все хапал и грабил. Наши же князья богаты, они сделали зажиточной Деревлянскую землю. Так что идти тебе за нашего князя Мала». Ольга отвечает: «Уж так нравится мне, как вы говорите. Мужа моего не воскресить. Потому особенные почести вам я воздам с утра в присутствии моих людей. Сейчас вы идите и для грядущего величания лягте в своей ладье. Утром я пришлю людей за вами, а вы скажите: «Не поедем на конях, не поедем на возах, не пойдем пешком, но понесите нас в ладье». И отпускает Ольга деревлян лечь в ладью (таким образом становящуюся для них похоронной ладьей), велит выкопать огромную и отвесную могильную яму на дворе перед теремом. Утром Ольга, сидя в тереме, посылает за этими гостями. Приходят к деревлянам киевляне: «Зовет вас Ольга, дабы оказать вам самую великую честь». Деревляне говорят: «Не поедем на конях, не поедем на возах, не пойдем пешком, но понесите нас в ладье». И киевляне несут их в ладье, деревляне гордо сидят, подбоче­нившиеся и нарядные. Приносят их к Ольге на двор и вместе с ладьею сбрасывают в яму. Ольга приникает к яме и осведомляется: «Достойная ли вам оказана честь?» Деревляне только теперь догадываются: «Наша смерть позорнее Игоревой смерти». И Ольга повелевает засыпать их живыми. И их засыпают.

Теперь же Ольга шлет требование к деревлянам: «Если вы меня просите соответ­ственно брачным правилам, то пришлите самых знатных людей, чтобы я с великой честью шла замуж за вашего князя. Иначе меня не пустят киевляне». Деревляне избирают самых знатных людей, которые правят Деревлянской землей, и посылают за Ольгой. Сваты являются, и Ольга по гостевому обычаю сначала посылает их в баньку (снова с мстительной двусмыс­ленностью), предлагая им: «Обмойтесь и явитесь передо мной». Нагревают баню, деревляне влезают в нее и, как только они начинают обмывать себя (как мертвецов), баню запирают. Ольга велит поджечь ее, прежде всего от дверей, и деревляне сгорают все (ведь мертвецов, по обычаю, сжигали).

Ольга извещает деревлян: «Уже отправляюсь к вам. Приготовьте много хмельных медов в городе, гды вы убили моего мужа (Ольга не хочет произносить название ненавистного ей города). Я должна сотворить плач над его могилой и тризну по своему мужу». Свозят деревляне много меда и варят. Ольга с малой дружиной, как положено невесте, налегке, приходит на могилу, совершает оплакивание своего мужа, велит своим людям насыпать высокую могильную насыпь и, в точности следуя обычаям, лишь после того как заканчивают насыпать, распоряжается творить тризну. Садятся деревляне пить. Ольга велит своим слугам ухаживать за деревлянами. Спрашивают деревляне: «А где наша дружина, которую посылали за тобой?» Ольга двусмысленно отвечает: «Идут сзади меня с дружиною моего мужа» (второй смысл: «Следуют без меня с дружиною моего мужа», то есть и те и другие убиты). Когда перепиваются деревляне, Ольга велит своим слугам пить за деревлян (поминать их как мертвых и тем завершить тризну). Ольга удаляется, повелев своей дружине сечь деревлян (игрище, завершающее тризну). Иссечены пять тысяч деревлян.

Ольга возвращается в Киев, собирает много воинов, идет на Деревлянскую землю и побеждает деревлян, выступивших против нее. Оставшиеся деревляне затворяются в Искоростене, и целое лето Ольга не может взять город. Тогда она начинает уговаривать защитников города: «До чего досидитесь? Все ваши города сдались мне, дают дань, возделывают свои земли и нивы. А вы умрете от голода, не давая дани». Деревляне признаются: «Рады бы давать только дань, но ведь ты будешь еще мстить за своего мужа». Ольга коварно заверяет: «Я уже отомстила за позор своего мужа и уже не буду мстить. Дань с вас я возьму помалу (дань возьму по князю Малу, то есть лишу независимости). Сейчас у вас нет ни меду, ни меха, оттого прошу у вас мало (не дам вам выйти из города за медом и мехами, но прошу у вас князя Мала). Дайте мне от каждого двора по три голубя да по три воробья, я не возложу на вас тяжкую дань, как мой муж, потому прошу у вас мало (князя Мала). Вы изнемогли в осаде, отчего и прошу у вас мало (князя Мала). Замирюсь с вами и пойду» (то ли назад в Киев, то ли снова на деревлян). Деревляне радуются, собирают от двора по три голубя и по три воробья и посылают к Ольге. Ольга успокаивает деревлян, прибывших к ней с подарком: «Вот вы уже и покорились мне. Идите-ка в город. Утром я отступлю от города (Искоростеня) и пойду в город (то ли в Киев, то ли в Искоростень)». Деревляне радостно возвращаются в город, сообщают людям слова Ольги, как они их поняли, и те радуются. Ольга же раздает каждому из воинов по голубю или по воробью, велит к каждому голубю или воробью привязывать трут, обертывать его маленьким платком и заматывать ниткой. Когда начинает смеркаться, расчетливая Ольга велит воинам пустить голубей и воробьев с подожженными трутами. Голуби и воробьи летят в свои городские гнезда, голуби - в голубятни, воробьи - под стрехи. Оттого загораются голубятни, клети, сараи, сеновалы. Нет двора, где не горит. А погасить пожар невозможно, так как горят все деревянные дворы сразу. Деревляне выбегают из города, а Ольга приказывает своим воинам хватать их. Берет город и полностью сжигает его, старейшин захватывает, прочих же людей часть убивает, часть отдает в рабство своим воинам, на оставшихся деревлян возлагает тяжкую дань и идет по всей Деревлянской земле, устанавливая повинности и налоги.

О крещении Ольги. 955−969 гг.

Ольга прибывает в Царьград. Приходит к византийскому царю. Царь беседует с ней, удивляется ее разуму и намекает: «Подобает тебе царствовать в Царьграде с нами». Она сразу понимает намек и говорит: «Я язычница. Если вознамеришься меня крестить, то крести меня ты сам. Если нет, то не крещуся». И царь с патриархом ее крестят. Патриарх поучает ее о вере, а Ольга, склонив голову, стоит, внимая учению, как губка морская, водой напояемая. Нарекается ей в крещении имя Елена, патриарх благословляет ее и отпускает. После крещения зовет ее царь и уже прямо объявляет: «Беру тебя в жены». Ольга возражает: «Как это ты возьмешь меня в жены, раз крестил меня сам и нарек духовной дочерью? У христиан такое незаконно, и ты сам это знаешь». Самоуверенный царь раздосадован: «Переклюкала ты меня, Ольга!» Дает ей множество подарков и отпускает домой. Только Ольга возвращается в Киев, как царь присылает к ней послов: «Много чего я тебе подарил. Ты обещала, вернувшись в Русь, послать мне много даров». Ольга резко отвечает: «Подожди у меня приема столько, сколько я ждала у тебя, - тогда тебе дам». И с этими словами заворачивает послов.

Ольга любит своего сына Святослава, молится за него и за людей все ночи и дни, кормит сына, пока он не вырастает и возмужает, затем сидит со своими внуками в Киеве. Потом разбаливается и через три дня умирает, завещав не творить по ней тризны. У нее есть священник, который ее и хоронит.

О войнах Святослава. 964−972 гг.

Возмужавший Святослав собирает много храбрых воинов и, кочуя стремительно, как гепард, ведет много войн. В походе он воза за собою не возит, котла у него нет, мяса не варит, но тонко нарежет конину, или зверину, или говядину, на углях испечет и ест; и шатра не имеет, но войлок постелит, а седло - в головах. И воины его такие же степняки. Странам он рассылает угрозы: «Пойду на вас».

Святослав идет на Дунай, на болгар, побеждает болгар, берет восемьдесят городов по Дунаю и садится княжить тут в Переяславце. Печенеги же впервые нападают на Русскую землю и осаждают Киев. Киевляне посылают к Святославу: «Ты, князь, чужую землю ищешь и защищаешь, а свою бросил, нас же чуть не захватили печенеги. Если ты не вернешься и не оборонишь нас, если тебе не жаль отчины своей, то печенеги нас захватят». Святослав с дружиной быстро садится на коней, скачет в Киев, собирает воинов и прогоняет печенегов в поле. Но Святослав заявляет: «Не хочу оставаться в Киеве, буду жить в Переяславце на Дунае, ибо это центр моей земли, ибо сюда свозятся все блага: из Византии - золото, шелка, вина, разнообразные фрукты: из Чехии - серебро; из Венгрии - скакуны; из Руси - меха, воск, мед и рабы».

Святослав уезжает в Переяславец, но болгары затворяются в городе от Святослава, затем выходят с ним на битву, начинается большая сеча, и почти одолевают болгары, но к вечеру все-таки побеждает Святослав и врывается в город. Тут же Святослав грубо угрожает грекам: «Пойду на вас и завоюю ваш Царьград, как этот Переяславец». Греки лукаво предлагают: «Так как мы не в силах противостоять тебе, то возьми с нас дань, но только сообщи, сколько у тебя войска, чтобы мы, исходя из общего числа, смогли дать на каждого воина». Святослав называет число: «Нас двадцать тысяч» - и прибавляет десять тысяч, потому что руси только десять тысяч. Греки же выставляют против Святослава сто тысяч, а дани не дают. Видит русь огромное множество греков и боится. Но Святослав произносит мужественную речь: «Уже нам некуда деться. Противостоять нам врагу и по своей воле, и поневоле. Не посрамим земли Русской, но ляжем тут костями, ибо мертвыми не опозоримся, а если побежим, то опозоримся. Не убежим, но станем крепко. Я пойду впереди вас». Происходит великая сеча, и побеждает Святослав, и бегут греки, а Святослав приближается к Царьграду, воюя и разрушая города.

Византийский царь созывает своих бояр во дворец: «Что делать?» Бояре советуют: «Пошли к нему дары, раскусим его, падок ли он на золото или на шелка». Царь посылает к Святославу золото и шелка с неким умудренным придворным: «Следи за тем, как он выглядит, каковы выражение его лица и ход его мыслей». Докладывают Святославу, что пришли греки с дарами. Он распоряжается: «Введите». Греки кладут перед ним золото и шелка. Святослав глядит в сторону и говорит своим слугам: «уберите». Греки возвращаются к царю и боярам и рассказывают о Святославе: «Дали ему дары, а он даже не взглянул на них и велел убрать». Тогда предлагает царю один из посланных: «Проверь его еще - пошли ему оружие». И приносят Святославу меч и другое оружие. Святослав принимает его и хвалит царя, передает ему свою любовь и целование. Греки снова возвращаются к царю и рассказывают обо всем. И убеждают царя бояре: «Насколько же лют этот воин, раз ценностями пренебрегает, а оружие ценит. Давай ему дань». И дают Святославу дань и множество даров.

С великой славой Святослав приходит в Переяславец, но видит, как мало у него осталось дружины, так как многие погибли в боях, и решает: «Пойду в Русь, приведу больше войска. Проведает царь, что нас мало, и осадит нас в Переяславце. А Русская земля далеко. А печенеги с нами воюют. А кто нам поможет?» Святослав отправляется в ладьях к днепровским порогам. А болгары из Переяславца посылают весть к печенегам: «Мимо вас проплывет Святослав. Идет в Русь. У него много богатств, взятых у греков, и пленных без числа, но мало дружины». Печенеги заступают пороги. Святослав останав­ливается зимовать у порогов. У него кончается еда, и в лагере начинается такой сильный голод, что далее конская голова стоит по половине гривны. Весной Святослав все-таки плывет через пороги, но нападает на него печенежский князь Куря. Святослава убивают, берут его голову, в черепе выскабливают чашу, оковывают череп снаружи и пьют из него.

О крещении Руси. 980−988 гг.

Владимир был сыном Святослава и всего лишь Ольгиной ключницы. Однако после гибели его более знатных братьев Владимир начинает княжить в Киеве один. На холме около княжеского дворца он ставит языческие идолы: деревянного Перуна с серебряной головой и золотыми усами, Хорса, Дажьбога, Стрибога, Симарьгла и Мокошь. Им приносят жертвы, приводя своих сыновей и дочерей. Сам Владимир охвачен похотью: помимо четырех жен у него триста наложниц в Вышгороде, триста - в Белгороде, двести - в сельце Берестове. Он ненасытен в блуде: приводит к себе и замужних женщин, растлевает девиц.

Приходят к Владимиру волжские булгары-магометане и предлагают: «Ты, о князь, мудр и разумен, но неведомо тебе цельное вероучение. Прими нашу веру и почитай Магомета». Владимир спрашивает: «А каковы обычаи вашей веры?» Магометане отвечают: «Веруем в одного бога. Магомет же нас учит тайные члены обрезать, свинину не есть, вино не пить. Блуд же творить можно по-всякому. После смерти каждому магометанину Магомет даст по семидесяти красавиц, самой красивой из них дабавит красоту остальных - вот такой будет жена у каждого. А кто на этом свете убог, тот и там таков». Владимиру сладко слушать магометан, потому что он и сам любит женщин и многий блуд. Но вот что ему не нравится - обрезанье членов и неяденье свиного маяса. А насчет запрета на винное питье Владимир высказывается так: «Веселье Руси - пить, не можем без того жить». Потом приходят из Рима посланники папы римского: «Поклоняемся одному Богу, который сотворил небо, землю, звезды, месяц и все живое, а ваши боги - просто деревяшки». Владимир спрашивает: «А у вас какие запреты?» Они отвечают: «Кто что ест или пьет - все во славу Божию». Но Владимир отказывает: «Пошли вон, ибо наши отцы такого не признавали». Приходят хазары иудейской веры: «Веруем в единого бога Авраамова, Исаакова, Иаковлева». Владимир интересуется: «Где ж это ваша главная земля?» Они отвечают: «В Иерусалиме». Владимир ехидно переспрашивает: «Там ли?» Иудеи оправдываются: «Разгневался бог на наших отцов и рассеял нас по разным странам». Владимир возмущается: «Что же вы других учите, а сами отвергнуты богом и рассеяны? Может быть, и нам предлагаете такую судьбу?»

После этого греки присылают некоего философа, который долго пересказывает Владимиру Ветхий и Новый завет, показывает Владимиру занавес, на котором нарисован Страшный суд, справа праведники радостно восходят в рай, слева грешники бредут к адским мукам. Жизнелюбивый Владимир вздыхает: «Хорошо тем, кто справа; горько тем, кто слева». Философ призывает: «Тогда крестись». Однако Владимир откладывает: «Подожду еще немного». С почетом спроваживает философа и созывает своих бояр: «Что умного скажете?» Бояре советуют: «Пошли послов разузнать, кто как внешне служит своему богу». Владимир посылает десятерых достойных и умных: «Идите сначала к поволжским болгарам, потом посмотрите у немцев, а оттуда идите к грекам». После путешествия возвращаются посланные, и снова созывает Владимир бояр: «Послушаем, что расскажут». Посланные отчитываются: «Мы видели, что болгары в мечети стоят без пояса; поклонятся и сядут; глядят то туда, то сюда, как бешеные; нет радостного в их службе, только печаль и сильный смрад; так что нехороша их вера Потом видели немцев, совершающих в храмах множество служб, но красоты в этих службах не увидели никакой. А вот когда греки привели нас туда, где они служат своему Богу, то мы растерялись - на небе мы или на земле, ибо нигде на земле нет зрелища такой красоты, которую мы не можем и описать. Служба у греков - лучшая из всех». Бояре добавляют: «Будь плохой греческая вера, то ее бы не приняла твоя бабушка Ольга, а она была мудрее всех наших людей». Владимир нерешительно спрашивает: «А где крещенье примем?» Бояре отвечают: «Да где хочешь».

И проходит год, но Владимир все еще не крестится, а неожиданно идет на греческий город Корсунь (в Крыму), осаждает его и, воззрев на небо, обещает: «Если возьму, то крещусь». Владимир берет город, однако опять не крестится, но в поисках дальнейших выгод требует у византийских царей-соправителей: «Ваш славный Корсунь взял. Слышал, что есть у вас сестра девица. Если не отдадите ее замуж за меня, то сотворю Царьграду то же, что Корсуню». Цари отвечают: «Не положено христианок выдавать замуж за язычников. Крестись, тогда пошлем сестру». Владимир настаивает: «Сначала пришлите сестру, а пришедшие с нею крестят меня». Цари присылают в Корсунь сестру, сановников и священников. Корсуняне встречают греческую царицу и препровождают ее в палату. В это время у Владимира заболевают глаза, он ничего не видит, очень переживает, но не знает, что делать. Тогда царица понуждает Владимира: «Если хочешь избавиться от этой болезни, то немедленно крестись. Если нет, то не отделаешься от болезни». Владимир восклицает: «Ну, если это будет правдой, то христианскому Богу поистине быть самым великим». И велит себя крестить. Корсунский епископ с царицыными попами крестят его в церкви, которая стоит посреди Корсуня, где рынок. Как только епископ возлагает руку на Владимира, тот сразу прозревает и ведет царицу на брак. Многие из дружины Владимира тоже крестятся.

Владимир с царицей и корсунскими попами въезжает в Киев, тут же велит ниспровергнуть идолов, одних изрубить, других спалить, Перуна же велит привязать коню к хвосту и волочить к реке, а двенадцать мужчин заставляет дубасить его палками. Сбрасывают Перуна в Днепр, и Владимир приказывает специально приставленным людям: «Если где пристанет, отпихивайте его палками, пока не пронесет его через пороги». И приказанное исполняют. А язычники оплакивают Перуна.

Затем Владимир рассылает по всему Киеву объявляющих от его имени: «Богатого или бедного, даже нищего или невольника, - того, кто с утра не окажется на реке, буду считать своим врагом». Люди идут и рассуждают: «Если бы это не на пользу было, то не приняли бы крещения князь и бояре». Утром Владимир с царицыными и с корсунскими попами выходит на Днепр. Народу собирается бесчисленно много. Часть вступает в воду и стоит: одни - до шеи, другие - по грудь, дети - у самого берега, младенцев - держат на руках. Непоместившиеся бродят в ожидании (или: крещеные же стоят на броду). Попы на берегу молитвы творят. После крещения люди расходятся по своим домам.

Владимир велит по городам строить церкви на тех местах, где раньше стояли идолы, и на крещение приводить людей по всем городам и селам, начинает собирать детей у своей знати и отдавать в ученье книгам. Матери же таких детей плачут о них, словно о мертвых.

О борьбе с печенегами. 992−997 гг.

Приходят печенеги, и Владимир выходит против них. По обеим сторонам реки Трубеж, у брода, останав­ливаются войска, но каждое войско не решается перейти на противо­положную сторону. Тогда печенежский князь подъезжает к реке, зовет Владимира и предлагает: «Давай выставим ты своего борца, а я своего. Если твой борец ударит моим о землю, то не воюем три года; если же мой борец ударит твоим, то воюем три года». И разъезжаются. Владимир посылает глашатаев по своему лагерю: «Нет ли такого, кто поборолся бы с печенегом?» И не находится желающего нигде. А утром приезжают печенеги и приводят своего борца, а у наших нету. И начинает горевать Владимир, продолжая все-таки обращения ко всем своим воинам. Наконец приходит к князю один старый воин: «Я вышел на войну с четырьмя сыновьями, а младший сын дома остался. С детства нет никого, кто поборол бы его. Как-то я на него ворчал, когда он мял кожи, а он разозлился на меня и с досады порвал сыромятную подошву руками». К обрадованному князю приводят этого сына, и князь объясняет ему все. Но тот не уверен: «Не знаю, смогу ли бороться с печенегом. Пусть меня испытают. Нет ли быка, большого и сильного?» Находят большого и сильного быка. Этот младший сын велит быка разъярить. Прикладывают раскаленное железо к быку и пускают. Когда мчится бык мимо этого сына, тот ухватывает быка рукою за бок и отрывает кожу с мясом, сколько ему рукой обхватилось. Владимир разрешает: «Можешь бороться с печенегом». И ночью велит воинам приготовиться, чтобы сразу броситься на печенегов после поединка. Утром приходят печенеги, зовут: «Что, все нет борца? А наш готов». Сходятся оба войска Печенеги выпускают своего борца. Он громаден и страшен. Выходит и борец от Владимира Печенег видит его и смеется, потому что тот внешне обыкновенный. Размечают площадку между обоими войсками, пускают борцов. Те начинают схватку, крепко обхватывают друг друга, но наш руками душит печенега до смерти и бросает его на землю. Наши испускают клич, а печенеги бегут. Русские гонятся за ними, секут и прогоняют. Владимир радуется, закладывает город у того брода и нарекает его Переяславцем, потому что перехватил славу наш юноша у печенежского богатыря. Владимир большими людьми делает и этого юношу, и его отца, а сам с победой и великой славой возвращается в Киев.

Через три года печенеги приходят под Киев, Владимир с небольшой дружиной выходит против них, но не выдерживает схватки, бежит, прячется под мост и едва спасается от врагов. Спасение происходит в день Преображения Господня, и тогда Владимир обещает поставить церковь во имя святого Преображения. Избавившись от печенегов, Владимир ставит церковь и устраивает грандиозный праздник под Киевом: велит сварить триста котлов меду; созывает своих бояр, а также посадников и старейшин из всех городов и еще множество людей; раздает триста гривен убогим. Отпраздновав восемь дней, Владимир возвращается в Киев и снова устраивает большой праздник, созывая бесчисленное множество народа. И так делает каждый год. Разрешает всякому нищему и убогому приходить на княжеский двор и получать все, что нужно: питье, и пищу, и деньги из казны. Велит также подготовить повозки; нагрузить на них хлеб, мясо, рыбу, разные фрукты, бочки с медом, бочки с квасом; возить по Киеву и выкликать: «Где больные и немощные, не могущие ходить и добраться до княжеского двора?» Тем велит раздавать все потребное.

А с печенегами идет беспрестанная война. Они приходят и долго осаждают Белгород. Владимир не может прислать помощь, потому что у него нет воинов, а печенегов огромное множество. В городе сильный голод. Горожане решают на вече: «Ведь помрем от голода. Лучше сдадимся печенегам - кого-то они убьют, а кого-то и оставят жить». Один старше, не присутствовавший на вече, спрашивает: «Зачем собиралось вече?» Ему сообщают, что люди утром сдадутся печенегам. Тогда старик просит городских старейшин: «Послушайте меня, не сдавайтесь еще три дня, а сделайте то, что велю». Они обещают. Старик говорит: «Наскребите хоть по горсти овса, или пшеницы, или отрубей». Они находят. Старик велит женщинам сделать болтушку, на которой варят кисель, затем велит выкопать колодец, вставить в него чан, а чан наполнить болтушкой. Потом старик велит выкопать второй колодец и туда тоже вставить чан. И посылает искать мед. Отыскивают лукошко меду, которое было припрятано в княжеском погребе. Старик велит наготовить медового отвара и им наполнить чан во втором колодце. Утром он велит послать за печенегами. Посланные горожане приходят к печенегам: «Возьмите к себе заложников у нас, а вы - около десяти человек - войдите в наш город да посмотрите, что там делается». Печенеги торжествуют, думая, что горожане сдадутся, берут у них заложников, а сами посылают своих знатных людей в город. И говорят им горожане, наученные умным стариком: «Чего себя губите? Разве сможете нас перестоять? Стойте хоть десять лет - что можете нам сделать? У нас корм из земли. Если не верите, то посмотрите своими глазами». Горожане приводят печенегов к первому колодцу, зачерпывают ведром болтушку, разливают ее по горшкам и варят кисель. После того, взяв кисель, подходят с печенегами ко второму колодцу, зачерпывают медовый взвар, добавляют в кисель и начинают есть - первыми сами (не отрава!), за ними и печенеги. Удивляются печенеги: «Не поверят такому наши князья, если не попробуют сами». Горожане наполняют им целую корчагу кисельной болтушкой и медовым взваром из колодцев. Часть печенегов с корчагой возвращается к своим князьям: те, сварив, едят и тоже дивятся; потом обмениваются заложниками, снимают осаду города и отправляются восвояси.

О расправах с волхвами. 1071 г.

Приходит в Киев волхв и при народе предсказывает, будто через четыре года Днепру потечь вспять, а странам поменяться местами: Греческой земле стать на место Русской, а Русской земле - на место Греческой, да и прочим землям разменяться. Невежды верят волхву, а настоящие христиане насмехаются над ним: «Бес тобою забавляется тебе на погибель». Так с ним и случается: за ночь пропадает без вести.

Но появляются два волхва в Ростовской области в пору неурожая и объявляют: «Мы знаем, кто хлеб скрывает». И идя по Волге, в какую волость ни придут, тут же обвиняют знатных женщин, якобы та хлеб скрывает, та - мед, та - рыбу, а та - меха Голодные люди приводят к волхвам своих сестер, матерей и жен, а волхвы женское плечо вроде бы прорежут и (якобы изнутри) вынимают либо хлеб, либо рыбу. Многих женщин волхвы и убивают, а имущество их забирают себе.

Приходят эти волхвы на Белоозеро, а с ними уже триста человек. В это время с белозерцев собирает дань Ян Вышатич, воевода киевского князя. Ян выясняет, что эти волхвы - всего лишь смерды киевского князя, и Посылает приказ к людям, сопровождающим волхвов: «Выдайте их мне». Но люди не слушаются его. Тогда к ним идет сам Ян с двенадцатью дружинниками. Люди же, став около леса, готовы напасть на Яна, который приближается к ним только с топориком в руке. Из тех людей выступают три человека, подходят к Яну и стращают его: «Идешь на смерть, не ходи». Ян приказывает их убить и подходит к остальным. Те кидаются на Яна, передний из них промахивается топором, а Ян, перехватив, бьет его тыльной стороной этого же топора и велит дружинникам рубить прочих. Люди убегают в лес, убив при этом Янова попа. Ян входит в Белозерск и грозит жителям: «Если не схватите волхвов, то не уйду от вас и год». Белозерцы идут, захватывают волхвов и приводят к Яну.

Ян допрашивает волхвов: «Зачем вы погубили столько людей?» Волхвы отвечают: «Те хлеб скрывают. Когда истребим таких, будет урожай. Если желаешь, мы прямо перед тобой вынем из человека зерно, или рыбу, либо что-нибудь иное». Ян обличает: «Это полный обман. Бог сотворил человека из земли, человек пронизан костями и кровеносными жилами, больше ничего в нем нет». Волхвы возражают: «Именно мы знаем, как сотворен человек». Ян говорит: «Ну и как, по-вашему?» Волхвы разглагольствуют: «Бог мылся в бане, вспотел, вытерся тряпкой и бросил ее с небес на землю. Заспорил сатана с Богом, кому из Тряпки сотворить человека. И дьявол сотворил человека, а Бог в него вложил душу. Оттого, когда умрет человек, тело уходит в землю, а душа - к Богу». Восклицает Ян: «В какого же это бога вы веруете?» Волхвы называют: «В антихриста». Ян спрашивает: «А где он находится?» Волхвы отвечают: «Сидит в бездне». Ян выносит приговор: «Какой же этот бог, раз он сидит в бездне? Это бес, бывший ангел, низвергнутый с небес за свое высокомерие и ждущий в бездне, когда сойдет Бог с небес и заключит его в оковы вместе со слугами, которые веруют в этого антихриста. И вам тоже предстоит принять муку от меня здесь, а после смерти - там». Волхвы бахвалятся: «Боги нас извещают, что ты ничего нам сделать не сможешь, ибо нам отвечать только перед самим князем». Ян говорит: «Лгут вам боги». И велит избить их, выдрать им бороды щипцами, вставить им в рот кляп, привязать их к бортам ладьи и пустить эту ладью перед собой по реке. Через некоторое время Ян спрашивает волхвов:

«Что теперь вам молвят боги?» Волхвы отвечают: «Боги нам молвят, что не быть нам живым от тебя». Ян подтверждает: «Это вам правильно молвят». Но волхвы сулят Яну: «Если нас отпустишь, то много тебе добра будет. А если нас погубишь, то много горя получишь и зло». Ян отвергает: «Если вас отпущу, то зло мне будет от Бога А если вас погублю, то награда мне будет». И обращается к местным провожатым: «У кого из вас родные убиты этими волхвами? И окружающие признаются - один: «У меня - мать», другой: «Сестра», третий: «Дети». Ян призывает: «Мстите за своих». Пострадавшие хватают волхвов, убивают их и вешают на дубе. На следующую ночь медведь залезает на дуб, грызет их и съедает. Так волхвы и погибли - другим провидели, а своей гибели не предвидели.

Еще один волхв начинает возбуждать людей уже в Новгороде, он прельщает почти весь город, выступает словно некий бог, утверждая, что предвидит все, и хулит христианскую веру. Он обещает: «Перейду реку Волхов, как по суше, перед всеми». Все ему верят, в городе начинается смута, хотят убить епископа. Епископ облекается в ризу, берет крест, выходит и говорит: «Кто верит волхву, пусть идет за ним. Кто верует (в Бога), пусть идет за крестом». Люди разделяются надвое: новгородский князь и его дружина собираются у епископа, а остальные люди идут к волхву. Между ними происходят стычки. Князь прячет топор под плащ, приходит к волхву: «Знаешь ли ты, что будет утром и до вечера?» Волхв хвалится: «Провижу все». Князь спрашивает: «А знаешь ли ты, что будет сейчас?» Волхв важничает: «Великие чудеса буду творить». Князь выхватывает топор, разрубает волхва, и тот падает мертвым. А люди расходятся.

Об ослеплении теребовльского князя Василька Ростиславича. 1097 г.

В город Любеч собираются на совет для соблюдения мира между собой следующие князья: внуки Ярослава Мудрого от разных его сыновей Святополк Изяславич, Владимир Всеволодович (Мономах), Давыд Игоревич, Давыд Святославич, Олег Святославич и правнук Ярослава, сын Ростислава Владимировича Василько Ростиславич. Князья уговаривают друг друга: «Зачем мы губим Русскую землю, ссорясь между собой? А половцы стремятся разрознить нашу землю и радуются, когда между нами войны. Отныне объединимся единодушно и сохраним Русскую землю. Пусть каждый владеет только своей отчиной». И на том целуют крест: «Отныне, если кто из нас против кого пойдет, то против того будем мы все, и крест честной, и вся Русская земля». И расцело­вавшись, расходятся по отчинам.

Святополк с Давыдом Игоревичем возвращаются в Киев. Давыда кто-то настраивает: «Владимир сговорился с Васильком против Святополка и тебя». Давыд верит лживым словам и наговаривает Святополку на Василька: «Он сговорился со Владимиром и покушается на меня и на тебя. Береги свою голову». Святополк в смятении верит Давыду. Давыд предлагает: «Если не схватим Василька, то не будет княженья ни тебе в Киеве, ни мне во Владимире-Волынском». И Святополк его слушает. А Василько и Владимир об этом ничего не знают.

Приходит Василько на поклонение в Выдубицкий монастырь под Киевом. Присылает к нему Святополк: «Подожди до моих именин» (через четыре дня). Василько отказывается: «Не могу ждать, - как бы дома (в Теребовле, западнее Киева) не было войны». Давыд говорит Святополку: «Видишь, он не считается с тобой, даже когда находится в твоей отчине. А когда уйдет в свои владения, то сам увидишь, как позанимает твои города, и вспомнишь о моем предупреждении. Позови его сейчас, схвати и отдай мне». Святополк посылает к Васильку: «Раз не станешь ждать моих именин, то приходи прямо сейчас - посидим вместе с Давыдом».

Василько едет к Святополку, по дороге встречает его дружинник и отговаривает: «Не ходи, князь, - схватят тебя». Но Василько не верит: «Как это меня схватят? Только что целовали крест». И приезжает с малой дружиной на княжий двор. Встречает его

Святополк, заходят они в избу, приходит и Давыд, но сидит как немой. Святополк приглашает: «Давай позавтракаем». Василько соглашается. Святополк говорит: «Вы здесь посидите, а я пойду распоряжусь». И выходит. Василько пытается беседовать с Давидом, но тот не разговаривает и не слушает от ужаса и лживости. Посидев немного, Давыд встает: «Пойду за Святополком, а ты посиди». И выходит. Как только выходит Давыд, Василько запирают, потом заковывают его в двойные оковы и ставят стражу на ночь.

На другой день Давыд предлагает Святополку ослепить Василька: «Если ты этого не сделаешь и отпустишь его, то не княжить ни тебе, ни мне». В ту же ночь Василька в оковах на телеге перевозят в городок за десять верст от Киева и вводят в какую-то избушку. Василько сидит в ней и видит, что овчарь Святополка затачивает нож, и догадывается, что собираются его ослепить. Тут входят конюхи, посланные Святополком и Давидом, расстилают ковер и на него стараются повалить Василька, который отчаянно борется. Но набрасываются еще и другие, валят Василька, связывают его, хватают доску с печи, кладут ему на грудь и садятся с обоих концов доски, но так и не могут ее удержать. Тогда прибавляются еще двое, снимают вторую доску с печи и давят Василька так свирепо, что грудь у него трещит. Держа нож, подступает к Васильку Святополков овчарь и хочет вонзить в око, но промахивается и прорезает ему лицо, однако снова вонзает нож уже в око и вырезает зеницу (радужную со зрачком), потом - вторую зеницу. Василько лежит, как мертвый. И, как мертвеца, его с ковром берут, взваливают на телегу и везут во Владимир-Волынский.

По дороге останав­ливаются на обед у рынка в Звиждене (городок западнее Киева). Стаскивают с Василька окровавленную рубаху и отдают постирать попадье. Та, постирав, надевает на него и начинает оплакивать Василька, будто мертвого. Василько, очнувшись, слышит плач и спрашивает: «Где я?» Ему отвечают: «В Звиждене». Он просит воды и, попив, опоминается, щупает рубашку и говорит: «Зачем ее с меня снимали? Пусть бы в этой окровавленной рубахе я смерть принял и предстал перед Богом».

Затем Василька торопливо по мерзлой дороге привозят во Владимир-Волынский, и Давыд Игоревич с ним, как будто с каким-то уловом. Владимир Всеволодович же в Переяславце узнает о том, что Василько схвачен и ослеплен, и ужасается: «Такого зла еще не бывало в Русской земле ни при дедах, ни при отцах наших». И немедленно посылает к Давыду Святославичу и Олегу Святославичу: «Соберемся и исправим это зло, которое сотворено в Русской земле, притом между нами, братьями. Ведь теперь брат брата начнет закалывать, и погибнет Русская земля - ее возьмут враги наши, половцы». Собираются и посылают к Святополку: «Зачем ослепил своего брата?» Святополк оправдывается: «Не я его ослепил, а Давыд Игоревич». Но князья возражают Святополку: «Василько не в Давыдовом городе (Владимире-Волынском) схвачен и ослеплен, а в твоем городе (Киеве) схвачен и ослеплен. Но раз это наделал Давыд Игоревич, схвати его либо прогони». Святополк соглашается, князья целуют крест друг перед другом и заключают мир. Потом князья выгоняют Давыда Игоревича из Владимира-Волынского, дают ему Дорогобуж (между Владимиром и Киевом), где тот и умирает, а Василько снова княжит в Теребовле.

О победе над половцами. 1103 г.

Святополк Изяславич и Владимир Всеволодович (Мономах) со своими дружинами совещаются в едином шатре о походе против половцев. Дружина Святополка отговаривается: «Сейчас весна - повредим пашню, разорим смердов». Владимир стыдит их: «Вам лошадь жаль, а самого смерда не жаль ли? Ведь начнет пахать смерд, но придет половец, убьет смерда стрелою, лошадь его заберет, поедет в его село и захватит его жену, детей и все его имущество». Святополк говорит: «Я уже готов». Посылают к другим князьям: «Пойдем же на половцев - либо жить, либо умереть». Собравшиеся войска доходят до днепровских порогов и от острова Хортицы четыре дня скачут полем.

Узнав, что идет русь, сходится на совет бесчисленное множество половцев. Князь Урусоба предлагает: «Попросим мира». Но молодые говорят Урусобе: «Если ты боишься руси, то мы не боимся. Разгромим их». И половецкие полки, как необозримая хвойная чащоба, надвигаются на русь, а русь выступает против них. Тут от вида русских воинов великий ужас, страх и трепет нападает на половцев, они словно в дремоте, и их кони вялы. Наши же, конные и пешие, бодро наступают на половцев. Половцы бегут, а русские их секут. В битве убивают двадцать половецких князей, в том числе Урусобу, а Белдюзя берут в плен.

Сидят русские князья, победившие половцев, приводят Белдюзя, и он предлагает за себя золото, и серебро, и коней, и скот. Но Владимир говорит Белдюзю: «Сколько раз вы клялись (не воевать) и все-таки нападали на Русскую землю. Почему ты не наказывал своим сыновьям и своему роду не преступать клятву и вы проливали христианскую кровь? Теперь пусть будет в твоей крови твоя голова». И велит убить Белдюзя, которого и рассекают на части. Князья берут скот, овец, коней, верблюдов, юрты с имуществом и рабами и возвращаются на Русь с огромным количеством пленников, со славой и великой победой.

Пересказал А. С. Демин.

Повесть временных лет

Вoт повести минувших лет, откуда пошла Русская земля,

кто в Киеве стал первым княжить и как возникла Русская земля

«Так начнем повесть сию…»

По потопе трое сыновей Ноя разделили землю – Сим, Xaм, Иaфeт. И достался восток Симу: Персия, Бактрия, даже и до Индии в долготу, а в ширину до Ринокорура, то есть от востока и до юга, и Сирия, и Мидия до реки Евфрат, Вавилон, Кордуна, ассирияне, Месопотамия, Аравия Старейшая, Елимаис, Инди, Аравия Сильная, Колия, Коммагена, вся Финикия.

Хаму же достался юг: Египет, Эфиопия, соседящая с Индией, и другая Эфиопия, из которой вытекает река эфиопская Красная, текущая на восток, Фивы, Ливия, соседящая с Киринией, Мармария, Сирты, другая Ливия, Нумидия, Масурия, Мавритания, находящаяся напротив Гадира. B его владениях на востоке находятся также: Киликня, Памфилия, Писидия, Мисия, Ликаония, Фригия, Камалия, Ликия, Кария, Лидия, другая Мисия, Троада, Эолидa, Bифиния, Старая Фpигия и острова нeкии: Сардиния, Крит, Кипр и река Геона, иначе называемая Нил.

Иафету же достались северные страны и западные: Mидия, Албания, Армения Малая и Великая, Kaппaдoкия, Пaфлaгoния, Гaлaтия, Колхида, Босфор, Meoты, Дepeвия, Capмaтия, жители Тавриды, Cкифия, Фракия, Македония, Далматия, Малосия, Фессалия, Локрида, Пеления, которая называется также Пелопоннес, Аркадия, Эпир, Иллирия, славяне, Лихнития, Адриакия, Адриатическое море. Достались и острова: Британия, Сицилия, Эвбея, Родос, Хиос, Лесбос, Китира, Закинф, Кефаллиния, Итака, Керкира, часть Азии, называемая Иония, и река Тигр, текущая между Мидией и Вавилоном; до Понтийского моря на север: Дунай, Днепр, Кавкасинские горы, то есть Венгерские, а оттуда до Днепра, и прочие реки: Десна, Припять, Двина, Волхов, Волга, которая течет на восток в часть Симову. В Иафетовой же части сидят русские, чудь и всякие народы: меря, мурома, весь, мордва, заволочская чудь, пермь, печера, ямь, угра, литва, зимигола, корсь, летгола, ливы. Ляхи же и пруссы, чудь сидят близ моря Варяжского. По этому морю сидят варяги: отсюда к востоку – до пределов Симовых, сидят по тому же морю и к западу – до земли Английской и Волошской. Потомство Иафета также: варяги, шведы, норманны, готы, русь, англы, галичане, волохи, римляне, немцы, корлязи, венецианцы, фряги и прочие, – они примыкают на западе к южным странам и соседят с племенем Хамовым.

Сим же, Хам и Иафет разделили землю, бросив жребий, и порешили не вступать никому в долю брата, и жили каждый в своей части. И был единый народ. И когда умножились люди на земле, замыслили они создать столп до неба, – было это в дни Нектана и Фалека. И собрались на месте поля Сенаар строить столп до неба и около него город Вавилон; и строили столп тот 40 лет, и не свершили его. И сошел Господь Бог видеть город и столп, и сказал Господь: „Вот род един и народ един». И смешал Бог народы, и разделил на 70 и 2 народа, и рассеял по всей земле. По смешении же народов Бог ветром великим разрушил столп; и находятся остатки его между Ассирией и Вавилоном, и имеют в высоту и в ширину 5433 локтя, и много лет сохраняются эти остатки.

По разрушении же столпа и по разделении народов взяли сыновья Сима восточные страны, а сыновья Хама – южные страны, Иафетовы же взяли запад и северные страны. От этих же 70 и 2 язык произошел и народ славянский, от племени Иафета – так называемые норики, которые и есть славяне.

Спустя много времени сели славяне по Дунаю, где теперь земля Венгерская и Болгарская. От тех славян разошлись славяне по земле и прозвались именами своими от мест, на которых сели. Так одни, придя, сели на реке именем Морава и прозвались морава, а другие назвались чехи. А вот еще те же славяне: белые хорваты, и сербы, и хорутане. Когда волохи напали на славян дунайских, и поселились среди них, и притесняли их, то славяне эти пришли и сели на Висле и прозвались ляхами, а от тех ляхов пошли поляки, другие ляхи – лутичи, иные – мазовшане, иные – поморяне.

Так же и эти славяне пришли и сели по Днепру и назвались полянами, а другие – древлянами, потому что сели в лесах, а другие сели между Припятью и Двиною и назвались дреговичами, иные сели по Двине и назвались полочанами, по речке, впадающей в Двину, именуемой Полота, от нее и назвались полочане. Те же славяне, которые сели около озера Ильменя, назывались своим именем – славянами, и построили город, и назвали его Новгородом. А другие сели по Десне, и по Сейму, и по Суле, и назвались северянами. И так разошелся славянский народ, а по его имени и грамота назвалась славянской.

Когда же поляне жили отдельно по горам этим, тут был путь из Варяг в Греки и из Греков по Днепру, а в верховьях Днепра – волок до Ловоти, а по Ловоти можно войти в Ильмень, озеро великое; из этого же озера вытекает Волхов и впадает в озеро великое Нево, и устье того озера впадает в море Варяжское. И по тому морю можно плыть до Рима, а от Рима можно приплыть по тому же морю к Царьграду, а от Царьграда можно приплыть в Понт море, в которое впадает Днепр река. Днепр же вытекает из Оковского леса и течет на юг, а Двина из того же леса течет, и направляется на север, и впадает в море Варяжское. Из того же леса течет Волга на восток и впадает семьюдесятью устьями в море Хвалисское. Поэтому из Руси можно плыть по Волге в Болгары и в Хвалисы, и на восток пройти в удел Сима, а по Двине – в землю варягов, от варягов до Рима, от Рима же и до племени Хамова. А Днепр впадает устьем в Понтийское море; это море слывет Русским, – по берегам его учил, как говорят, святой Андрей, брат Петра.

Когда Андрей учил в Синопе и прибыл в Корсунь, узнал он, что недалеко от Корсуня устье Днепра, и захотел отправиться в Рим, и проплыл в устье днепровское, и оттуда отправился вверх по Днепру. И случилось так, что он пришел и стал под горами на берегу. И утром встал и сказал бывшим с ним ученикам: „Видите ли горы эти? На этих горах воссияет благодать Божия, будет город великий, и воздвигнет Бог много церквей». И взойдя на горы эти, благословил их, и поставил крест, и помолился Богу, и сошел с горы этой, где впоследствии будет Киев, и пошел вверх по Днепру. И пришел к славянам, где нынче стоит Новгород, и увидел живущих там людей – каков их обычай и как моются и хлещутся, и удивился им. И отправился в страну варягов, и пришел в Рим, и поведал о том, как учил и что видел, и рассказал: „Диво видел я в Славянской земле на пути своем сюда. Видел бани деревянные, и натопят их сильно, и разденутся и будут наги, и обольются квасом кожевенным, и поднимут на себя прутья молодые и бьют себя сами, и до того себя добьют, что едва вылезут, чуть живые, и обольются водою студеною, и только так оживут. И творят это постоянно, никем же не мучимые, но сами себя мучат, и то творят омовенье себе, а не мученье». Те же, слышав об этом, удивлялись; Андрей же, побыв в Риме пришел в Синоп.

Поляне же жили в те времена отдельно и управлялись своими родами; ибо и до той братии (о которой речь в дальнейшем) были уже поляне, и жили они все своими родами на своих местах, и каждый управлялся самостоятельно. И были три брата: один по имени Кий, другой – Щек и третий – Хорив, а сестра их – Лыбедь. Сидел Кий на горе, где ныне подъем Боричев, а Щек сидел на горе, которая ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, которая прозвалась по имени его Хоривицей. И построили город в честь старшего своего брата, и назвали его Киев. Был вокруг города лес и бор велик, и ловили там зверей, а были те мужи мудры и смыслены, и назывались они полянами, от них поляне и доныне в Киеве.

Некоторые же, не зная, говорят, что Кий был перевозчиком; был-де тогда у Киева перевоз с той стороны Днепра, отчего и говорили: „На перевоз на Киев». Если бы был Кий перевозчиком, то не ходил бы к Царьграду; а этот Кий княжил в роде своем, и когда ходил он к царю, то, говорят, что великих почестей удостоился от царя, к которому он приходил. Когда же возвращался, пришел он к Дунаю, и облюбовал место, и срубил городок невеликий, и хотел сесть в нем со своим родом, да не дали ему живущие окрест; так и доныне называют придунайские жители городище то – Киевец. Кий же, вернувшись в свой город Киев, тут и умер; и братья его Щек и Хорив и сестра их Лыбедь тут же скончались.

И после этих братьев стал род их держать княжение у полян, а у древлян было свое княжение, а у дреговичей свое, а у славян в Новгороде свое, а другое на реке Полоте, где полочане. От этих последних произошли кривичи, сидящие в верховьях Волги, и в верховьях Двины, и в верховьях Днепра, их же город – Смоленск; именно там сидят кривичи. От них же происходят и северяне. А на Белоозере сидит весь, а на Ростовском озере меря, а на Клещине озере также меря. А по реке Оке – там, где она впадает в Волгу, – мурома, говорящая на своем языке, и черемисы, говорящие на своем языке, и мордва, говорящая на своем языке. Вот только кто говорит по-славянски на Руси: поляне, древляне, новгородцы, полочане, дреговичи, северяне, бужане, прозванные так потому, что сидели по Бугу, а затем ставшие называться волынянами. А вот другие народы, дающие дань Руси: чудь, меря, весь, мурома, черемисы, мордва, пермь, печера, ямь, литва, зимигола, корсь, нарова, ливы, – эти говорят на своих языках, они – от колена Иафета и живут в северных странах.

Когда же славянский народ, как мы говорили, жил на Дунае, пришли от скифов, то есть от хазар, так называемые болгары, и сели по Дунаю, и были поселенцами на земле славян. Затем пришли белые угры и заселили землю Славянскую. Угры эти появились при царе Ираклии, и они воевали с Хосровом, персидским царем. В те времена существовали и обры, воевали они против царя Ираклия и чуть было его не захватили. Эти обры воевали и против славян и притесняли дулебов – также славян, и творили насилие женам дулебским: бывало, когда поедет обрин, то не позволял запрячь коня или вола, но приказывал впрячь в телегу трех, четырех или пять жен и везти его – обрина, – и так мучили дулебов. Были же эти обры велики телом, и умом горды, и Бог истребил их, умерли все, и не осталось ни одного обрина. И есть поговорка на Руси и доныне: „Погибли, как обры», – их же нет ни племени, ни потомства. После обров пришли печенеги, а затем прошли черные угры мимо Киева, но было это после – уже при Олеге.

Поляне же, жившие сами по себе, как мы уже говорили, были из славянского рода и только после назвались полянами, и древляне произошли от тех же славян и также не сразу назвались древляне; радимичи же и вятичи – от рода ляхов. Были ведь два брата у ляхов – Радим, а другой – Вятко; и пришли и сели: Радим на Соже, и от него прозвались радимичи, а Вятко сел с родом своим по Оке, от него получили свое название вятичи. И жили между собою в мире поляне, древляне, северяне, радимичи, вятичи и хорваты. Дулебы же жили по Бугу, где ныне волыняне, а уличи и тиверцы сидели по Днестру и возле Дуная. Было их множество: сидели они по Днестру до самого моря, и сохранились города их и доныне; и греки называли их „Великая Скифь».

Все эти племена имели свои обычаи, и законы своих отцов, и предания, и каждые – свой нрав. Поляне имеют обычай отцов своих кроткий и тихий, стыдливы перед снохами своими и сестрами, матерями и родителями; перед свекровями и деверями великую стыдливость имеют; имеют и брачный обычай: не идет зять за невестой, но приводит ее накануне, а на следующий день приносят за нее – что дают. А древляне жили звериным обычаем, жили по-скотски: убивали друг друга, ели все нечистое, и браков у них не бывали, но умыкали девиц у воды. А радимичи, вятичи и северяне имели общий обычай: жили в лесу, как и все звери, ели все нечистое и срамословили при отцах и при снохах, и браков у них не бывало, но устраивались игрища между селами, и сходились на эти игрища, на пляски и на всякие бесовские песни, и здесь умыкали себе жен по сговору с ними; имели же по две и по три жены. И если кто умирал, то устраивали по нем тризну, а затем делали большую колоду, и возлагали на эту колоду мертвеца, и сжигали, а после, собрав кости, вкладывали их в небольшой сосуд и ставили на столбах по дорогам, как делают и теперь еще вятичи. Этого же обычая держались и кривичи, и прочие язычники, не знающие закона Божьего, но сами себе устанавливающие закон.

Говорит Георгий в своем летописании: „Каждый народ имеет либо письменный закон, либо обычай, который люди, не знающие закона, соблюдают как предание отцов. Из них же первые – сирийцы живущие на краю света. Имеют они законом себе обычаи своих отцов: не заниматься любодеянием и прелюбодеянием, не красть, не клеветать или убивать и, особенно, не делать зло. Таков же закон и у бактриан, называемых иначе рахманами или островитянами; эти по заветам прадедов и из благочестия не едят мяса и не пьют вина, не творят блуда и никакого зла не делают, имея великий страх Божьей веры. Иначе – у соседних с ними индийцев. Эти – убийцы, сквернотворцы и гневливы сверх всякой меры; а во внутренних областях их страны – там едят людей, и убивают путешественников, и даже едят, как псы. Свой закон и у халдеян, и у вавилонян: матерей брать на ложе, блуд творить с детьми братьев и убивать. И всякое бесстыдство творят, считая его добродетелью, даже если будут далеко от своей страны.

Другой закон у гилий: жены у них пашут, и строят дома, и мужские дела совершают, но и любви предаются, сколько хотят, не сдерживаемые своими мужьями и не стыдясь; есть среди них и храбрые женщины, умелые в охоте на зверей. Властвуют жены эти над мужьями своими и повелевают ими. В Британии же несколько мужей с одною женою спят, и многие жены с одним мужем связь имеют и беззаконие как закон отцов совершают, никем не осуждаемые и не сдерживаемые. Амазонки же не имеют мужей, но, как бессловесный скот, единожды в году, близко к весенним дням, выходят из своей земли и сочетаются с окрестными мужчинами, считая то время как бы некиим торжеством и великим праздником. Когда же зачнут от них в чреве, – снова разбегутся из тех мест. Когда же придет время родить и если родится мальчик, то убивают его, если же девочка, то вскормят ее и прилежно воспитают».

Так вот и при нас теперь половцы держатся закона отцов своих: кровь проливают и даже хвалятся этим, едят мертвечину и всякую нечистоту – хомяков и сусликов, и берут своих мачех и невесток, и следуют иным обычаям своих отцов. Мы же, христиане всех стран, где веруют во святую Троицу, в единое крещение и исповедуют единую веру, имеем единый закон, поскольку мы крестились во Христа и во Христа облеклись.

По прошествии времени, после смерти братьев этих (Кия, Щека и Хорива), стали притеснять полян древляне и иные окрестные люди. И нашли их хазары сидящими на горах этих в лесах и сказали: „Платите нам дань». Поляне, посовещавшись, дали от дыма по мечу, и отнесли их хазары к своему князю и к старейшинам, и сказали им: „Вот, новую дань нашли мы». Те же спросили у них: „Откуда?». Они же ответили: „В лесу на горах над рекою Днепром». Опять спросили те: „А что дали?». Они же показали меч. И сказали старцы хазарские: „Не добрая дань эта, княже: мы добыли ее оружием, острым только с одной стороны, – саблями, а у этих оружие обоюдоострое – мечи. Им суждено собирать дань и с нас и с иных земель». И сбылось все это, ибо не по своей воле говорили они, но по Божьему повелению. Так было и при фараоне, царе египетском, когда привели к нему Моисея и сказали старейшины фараона: „Этому суждено унизить землю Египетскую». Так и случилось: погибли египтяне от Моисея, а сперва работали на них евреи. Так же и эти: сперва властвовали, а после над ними самими властвуют; так и есть: владеют русские князья хазарами и по нынешний день.

В год 6360 (852), индикта 15, когда начал царствовать Михаил, стала прозываться Русская земля. Узнали мы об этом потому, что при этом царе приходила Русь на Царьград, как пишется об этом в летописании греческом. Вот почему с этой поры начнем и числа положим. „От Адама и до потопа 2242 года, а от потопа до Авраама 1000 и 82 года, а от Авраама до исхода Моисея 430 лет, а от исхода Моисея до Давида 600 и 1 год, а от Давида и от начала царствования Соломона до пленения Иерусалима 448 лет» а от пленения до Александра 318 лет, а от Александра до рождества Христова 333 года, а от Христова рождества до Константина 318 лет, от Константина же до Михаила сего 542 года». А от первого года царствования Михаила до первого года княжения Олега, русского князя, 29 лет, а от первого года княжения Олега, с тех пор как он сел в Киеве, до первого года Игорева 31 год, а от первого года Игоря до первого года Святославова 33 года, а от первого года Святославова до первого года Ярополкова 28 лет; а княжил Ярополк 8 лет, а Владимир княжил 37 лет, а Ярослав княжил 40 лет. Таким образом, от смерти Святослава до смерти Ярослава 85 лет; от смерти же Ярослава до смерти Святополка 60 лет.

Но возвратимся мы к прежнему и расскажем, что произошло в эти годы, как уже начали: с первого года царствования Михаила, и расположим по порядку года.

В год 6361 (853).

В год 6362 (854).

В год 6363 (855).

В год 6364 (856).

В год 6365 (857).

В год 6366 (858). Царь Михаил отправился с воинами на болгар по берегу и морем. Болгары же, увидев, что не смогли противостоять им, попросили крестить их и обещали покориться грекам. Царь же крестил князя их и всех бояр и заключил мир с болгарами.

В год 6367 (859). Варяги из заморья взимали дань с чуди, и со словен, и с мери, и с кривичей. А хазары брали с поля, и с северян, и с вятичей по серебряной монете и по белке от дыма.

В год 6368 (860).

В год 6369 (861).

В год 6370 (862). Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: „Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси. Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы, – вот так и эти. Сказали руси чудь, словене, кривичи и весь: „Земля наша велика и обильна, а порядка в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родам, и взяли с собой всю русь, и пришли, и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус, – на Белоозере, а третий, Трувор, – в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же – те люди от варяжского рода, а прежде были словене. Через два же года умерли Синеус и брат его Трувор. И принял всю власть один Рюрик, и стал раздавать мужам своим города – тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах – находники, а коренное население в Новгороде – словене, в Полоцке – кривичи, в Ростове – меря, в Белоозере – весь, в Муроме – мурома, и над теми всеми властвовал Рюрик. И было у него два мужа, не родственники его, но бояре, и отпросились они в Царьград со своим родом. И отправились по Днепру, и когда плыли мимо, то увидели на горе небольшой город. И спросили: „Чей это городок?». Те же ответили: „Были три брата» Кий» Щек и Хорив, которые построили городок этот и сгинули, а мы тут сидим, их потомки, и платим дань хазарам». Аскольд же и Дир остались в этом городе, собрали у себя много варягов и стали владеть землею полян. Рюрик же княжил в Новгороде.

В год 6371 (863).

В год 6372 (864).

В год 6373 (865).

В год 6374 (866). Пошли Аскольд и Дир войной на греков и пришли к ним в 14-й год царствования Михаила. Царь же был в это время в походе на агарян, дошел уже до Черной реки, когда епарх прислал ему весть, что Русь идет походом на Царьград, и возвратился царь. Эти же вошли внутрь Суда, множество христиан убили и осадили Царьград двумястами кораблей. Царь же с трудом вошел в город и всю ночь молился с патриархом Фотием в церкви святой Богородицы во Влахерне, и вынесли они с песнями божественную ризу святой Богородицы, и смочили в море ее полу. Была в это время тишина и море было спокойно, но тут внезапно поднялась буря с ветром, и снова встали огромные волны, разметало корабли безбожных русских, и прибило их к берегу, и переломало, так что немногим из них удалось избегнуть этой беды и вернуться домой.

В год 6375 (867).

В год 6376 (868). Начал царствовать Василий.

В год 6377 (869). Крещена была вся земля Болгарская.

В год 6378 (870).

В год 6379 (871).

В год 6380 (872).

В год 6381 (873).

В год 6382 (874).

В год 6383 (875).

В год 6384 (876).

В год 6385 (877).

В год 6386 (878).

В год 6387 (879). Умер Рюрик и передал княжение свое Олегу – родичу своему, отдав ему на руки сына Игоря, ибо был тот еще очень мал.

В год 6388 (880).

В год 6389 (881).

В год 6390 (882). Выступил в поход Олег, взяв с собою много воинов: варягов, чудь, словен, мерю, весь, кривичей, и пришел к Смоленску с кривичами, и принял власть в городе, и посадил в нем своего мужа. Оттуда отправился вниз, и взял Любеч, и также посадил мужа своего. И пришли к горам Киевским, и узнал Олег, что княжат тут Аскольд и Дир. Спрятал он одних воинов в ладьях, а других оставил позади, и сам приступил, неся младенца Игоря. И подплыл к Угорской горе, спрятав своих воинов, и послал к Аскольду и Диру, говоря им, что-де „мы купцы, идем в Греки от Олега и княжича Игоря. Придите к нам, к родичам своим». Когда же Аскольд и Дир пришли, выскочили все остальные из ладей, и сказал Олег Аскольду и Диру: „Не князья вы и не княжеского рода, но я княжеского рода», и показал Игоря: „А это сын Рюрика». И убили Аскольда и Дира, отнесли на гору и погребли Аскольда на горе, которая называется ныне Угорской, где теперь Ольмин двор; на той могиле Ольма поставил церковь святого Николы; а Дирова могила – за церковью святой Ирины. И сел Олег, княжа, в Киеве, и сказал Олег: „Да будет это мать городам русским». И были у него варяги, и славяне, и прочие, прозвавшиеся русью. Тот Олег начал ставить города и установил дани словенам, и кривичам, и мери, и установил варягам давать дань от Новгорода по 300 гривен ежегодно ради сохранения мира, что и давалось варягам до самой смерти Ярослава.

В год 6391 (883). Начал Олег воевать против древлян и, покорив их, брал дань с них по черной кунице.

В год 6392 (884). Пошел Олег на северян, и победил северян, и возложил на них легкую дань, и не велел им платить дань хазарам, сказав: „Я враг их» и вам (им платить) незачем».

В год 6393 (885). Послал (Олег) к радимичам, спрашивая: „Кому даете дань?». Они же ответили: „Хазарам». И сказал им Олег: „Не давайте хазарам, но платите мне». И дали Олегу по щелягу, как и хазарам давали. И властвовал Олег над полянами, и древлянами, и северянами, и радимичами, а с уличами и тиверцами воевал.

Когда славяне жили уже крещеными, князья их Ростислав, Святополк и Коцел послали к царю Михаилу, говоря: „Земля наша крещена, но нет у нас учителя, который бы нас наставил и поучал нас и объяснил святые книги. Ведь не знаем мы ни греческого языка, ни латинского; одни учат нас так, а другие иначе, от этого не знаем мы ни начертания букв, ни их значения. И пошлите нам учителей, которые бы могли нам истолковать слова книжные и смысл их». Услышав это, царь Михаил созвал всех философов и передал им все сказанное славянскими князьями. И сказали философы: „В Селуни есть муж, именем Лев. Имеет он сыновей, знающих славянский язык; два сына у него искусные философы». Услышав об этом, царь послал за ними ко Льву в Селунь, со словами: „Пошли к нам без промедления своих сыновей Мефодия и Константина». Услышав об этом, Лев вскоре же послал их, и пришли они к царю, и сказал он им: „Вот, прислала послов ко мне Славянская земля, прося себе учителя, который мог бы им истолковать священные книги, ибо этого они хотят». И уговорил их царь, и послал их в Славянскую землю к Ростиславу, Святополку и Коцелу. Когда же (братья эти) пришли, – начали они составлять славянскую азбуку и перевели Апостол и Евангелие. И рады были славяне, что услышали они о величии Божьем на своем языке. Затем перевели Псалтырь и Октоих и другие книги. Некие же стали хулить славянские книги, говоря, что „ни одному народу не следует иметь свою азбуку, кроме евреев, греков и латинян, согласно надписи Пилата, который на кресте Господнем написал (только на этих языках)». Услышав об этом, папа римский осудил тех, кто хулит славянские книги, сказав так: „Да исполнится слово Писания: „Пусть восхвалят Бога все народы», и другое: „Пусть все народы восхвалят величие Божие, поскольку дух святой дал им говорить». Если же кто бранит славянскую грамоту, да будет отлучен от церкви, пока не исправится; это волки, а не овцы, их следует узнавать по поступкам их и беречься их. Вы же, чада, послушайте божественного учения и не отвергните церковного поучения, которое дал вам наставник ваш Мефодий». Константин же вернулся назад и отправился учить болгарский народ, а Мефодий остался в Моравии. Затем князь Коцел поставил Мефодия епископом в Паннонии на столе святого апостола Андроника, одного из семидесяти, ученика святого апостола Павла. Мефодий же посадил двух попов, хороших скорописцев, и перевел все книги полностью с греческого языка на славянский за шесть месяцев, начав в марте, а закончив в 26 день октября месяца. Закончив же, воздал достойную хвалу и славу Богу, давшему такую благодать епископу Мефодию, преемнику Андроника; ибо учитель славянскому народу – апостол Андроник. К моравам же ходил и апостол Павел и учил там; там же находится и Иллирия, до которой доходил апостол Павел и где первоначально жили славяне. Поэтому учитель славян – апостол Павел, из тех же славян – и мы, русь; поэтому и нам, руси, учитель Павел, так как учил славянский народ и поставил по себе у славян епископом и наместником Андроника. А славянский народ и русский един, от варягов ведь прозвались русью, а прежде были славяне; хоть и полянами назывались, но речь была славянской. Полянами прозваны были потому, что сидели в поле, а язык был им общий – славянский.

В год 6407 (899).

В год 6408 (900).

В год 6409 (901).

В год 6410 (902). Леон-царь нанял угров против болгар. Угры же, напав, попленили всю землю Болгарскую. Симеон же, узнав об этом, пошел на угров, а угры двинулись против него и победили болгар, так что Симеон едва убежал в Доростол.

В год 6411 (903). Когда Игорь вырос, то сопровождал Олега и слушал его, и привели ему жену из Пскова, именем Ольгу.

В год 6412 (904).

В год 6413 (905).

В год 6414 (906).

В год 6415 (907). Пошел Олег на греков, оставив Игоря в Киеве; взял же с собою множество варягов, и славян, и чуди, и кривичей, и мерю, и древлян, и радимичей, и полян, и северян, и вятичей, и хорватов, и дулебов, и тиверцев, известных как толмачи: этих всех называли греки „Великая Скифь». И с этими всеми пошел Олег на конях и в кораблях; и было кораблей числом 2000. И пришел к Царьграду: греки же замкнули Суд, а город затворили. И вышел Олег на берег, и начал воевать, и много убийств сотворил в окрестностях города грекам, и разбили множество палат, и церкви пожгли. А тех, кого захватили в плен, одних иссекли, других замучили, иных же застрелили, а некоторых побросали в море, и много другого зла сделали русские грекам, как обычно делают враги.

Повесть временных лет – древнерусская летопись, созданная в начале 12 века. Повесть представляет собой сочинение, которое рассказывает о событиях, произошедших и происходящих на Руси в тот период.

Повесть временных лет была составлена в Киеве, позднее переписывалась несколько раз, однако была не сильно изменена. Летопись охватывает период с библейских времен вплоть до 1137 года, датированные статьи начинаются с 852 года.

Все датированные статьи представляют собой сочинения, начинающееся со слов «В лето такое-то…», что означает, что записи в летопись добавлялись каждый год и рассказывали о произошедших событиях. Одна статья на один год. Это отличает Повесть временных лет от всех хроник, которые велись до этого. Текст летописи также содержит сказания, фольклорные рассказы, копии документов (например, поучения Владимира Мономаха) и выписки из других летописей.

Свое название повесть получила благодаря своей первой фразе, открывающей повествование - «Повесть времянных лет…»

История создания Повести временных лет

Автором идеи Повести временных лет считается монах Нестор, живший и работавший на рубеже 11 и 12 веков в Киево-Печерском монастыре. Несмотря на то, что имя автора появляется только в более поздних копиях летописи, именно монах Нестор считается первым летописцем на Руси, а «Повесть временных лет» - первой русской летописью.

Самый древний вариант летописного свода, дошедший до современности, датирован 14 веком и является копией, сделанной монахом Лаврентием (Лаврентьевская летопись). Изначальная редакция создателя Повести временных лет - Нестора утрачена, сегодня существуют только доработанные версии от разных переписчиков и поздних составителей.

Сегодня существует несколько теорий относительно истории создания «Повести временных лет». Согласно одной из них, летопись была написала Нестором в Киеве в 1037 году. Основой для нее послужили древние предания, народные песни, документы, устные рассказы и документы, сохранившиеся в монастырях. После написания эта первая редакция несколько раз переписывалась и перерабатывалась разными монахами, в том числе самим Нестором, который добавил в нее элементы христианской идеологии. Согласно другим сведениям, летопись была написана гораздо позже, в 1110 году.

Жанр и особенности Повести временных лет

Жанр Повести временных лет определяется специалистами как исторический, однако ученые утверждают, что летопись не является ни художественным произведением, ни историческим в полном смысле этого слова.

Отличительная особенность летописи в том, что она не истолковывает события, а лишь рассказывает о них. Отношение автора или переписчика ко всему, о чем рассказывается в летописи определялось лишь наличием Божьей Воли, которая и определяет все. Причинно-следственные связи и интерпретация с точки зрения других позиций была неинтересна и не включалась в летопись.

Повесть Временных лет имела открытый жанр, то есть могла состоять из совершенно разных частей – начиная от народных сказаний и заканчивая записками о погоде.

Летопись в древние времена имела также юридическое значение, как свод документов и законов.

Изначальная цель написания Повести временных лет – исследование и объяснение происхождения русского народа, происхождение княжеской власти и описание распространения христианства на Руси.

Начало повести временных лет – рассказ о появлении славян. Русские представляются летописцем, как потомки Иафета, одного из сыновей Ноя. В самом начале повествования приведены рассказы, повествующие о жизни восточнославянских племен: о князьях, о призвании Рюрика, Трувора и Синеуса для княженья и о становлении династии Рюриковичей на Руси.

Основную часть содержания летописи составляют описания войн, легенды о временах правления Ярослава Мудрого , подвигах Никиты Кожемяки и других героев.

Заключительная часть состоит из описаний сражений и княжеских некрологов.

Таким образом, основу Повести временных лет составляют:

• Предания о расселении славян, призвании варяг и становлении Руси;
• Описание крещения Руси ;
• Описание жизни великих князей: Олега , Владимира , Ольги и других;
• Жития святых;
• Описание войн и военных походов.

Значение Повести временных лет трудно переоценить – именно она стала первым документов, в котором была записана история Киевской Руси с самого ее становления. Летопись позднее послужила основным источником знаний для последующих исторических описаний и исследований. Кроме того, благодаря открытому жанру, Повесть временных лет имеет высокое значение, как культурный и литературный памятник.